Меню
Главная
Форумы
Новые сообщения
Поиск сообщений
Пользователи
Зарегистрированные пользователи
Текущие посетители
Наш YouTube
Наш РЦ в Москве
Пожертвования
Вход
Регистрация
Что нового?
Поиск
Поиск
Искать только в заголовках
От:
Новые сообщения
Поиск сообщений
Меню
Главная
Форумы
РАЗДЕЛ ДОСУГА С БАНЕЙ
Библиотека
Акунин "Азазель"
JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.
Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нём некорректно.
Вам необходимо обновить браузер или попробовать использовать
другой
.
Ответить в теме
Сообщение
<blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 388860" data-attributes="member: 1"><p>Пока они шли коридором, Фандорин успел заметить, что квартира Бриллинга, хоть и не очень большая, обставлена весьма практично и аккуратно — все необходимое, но ничего лишнего. Особенно заинтересовал молодого человека лакированный ящик с двумя черными металлическими трубками, висевший на стене.</p><p></p><p>— Это настоящее чудо современной науки, — объяснил Иван Францевич. — Называется «аппарат Белла». Только что привезли из Америки, от нашего агента. Там есть один гениальный изобретатель, мистер Белл, благодаря которому теперь можно вести разговор на значительном расстоянии, вплоть до нескольких верст. Звук передается по проводам наподобие телеграфных. Это опытный образец, производство аппаратов еще не началось. Во всей Европе только две линии: одна проведена из моей квартиры в секретариат начальника Третьего отделения, вторая установлена в Берлине между кабинетом кайзера и канцелярией Бисмарка. Так что от прогресса не отстаем.</p><p></p><p>— Здорово! — восхитился Эраст Петрович. — И что, хорошо слышно?</p><p></p><p>— Не очень, но разобрать можно. Иногда в трубке сильно трещит… А не устроит ли вас вместо чая оранжад? Я как-то не очень успешно управляюсь с самоваром.</p><p></p><p>— Еще как устроит, — уверил шефа Эраст Петрович, и Бриллинг, как добрый волшебник, выставил перед ним на кухонный стол бутыль апельсинового лимонада и блюдо, на котором лежали эклеры, кремовые корзиночки, воздушные марципаны и обсыпные миндальные трубочки.</p><p></p><p>— Уплетайте, — сказал Иван Францевич, — а я пока введу вас в курс наших дел. Потом наступит ваш черед исповедоваться.</p><p></p><p>Фандорин кивнул с набитым ртом, его подбородок был припорошен сахарной пудрой.</p><p></p><p>— Итак, — начал шеф, — сколько мне помнится, вы отбыли в Петербург за дипломатической почтой двадцать седьмого мая? Сразу же после этого у нас тут начались интереснейшие события. Я пожалел, что отпустил вас — каждый человек был на счету. Мне удалось выяснить через агентуру, что некоторое время назад в Москве образовалась маленькая, но чрезвычайно активная группка революционеров-радикалов, сущих безумцев. Если обычные террористы ставят себе задачу истреблять «обагряющих руки в крови», сиречь высших государственных сановников, то эти решили взяться за «ликующих и праздно болтающих».</p><p></p><p>— Кого-кого? — не понял увлекшийся нежнейшим эклером Фандорин.</p><p></p><p>— Ну, стихотворение у Некрасова: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви». Так вот, наши «погибающие за великое дело любви» поделили специальности. Головной организации достались «обагряющие» — министры, губернаторы, генералы. А наша московская фракция решила заняться «ликующими», они же «жирные и сытые». Как удалось выяснить, через внедренного в группу агента, фракция взяла название «Азазель» — из богоборческого лихачества. Планировался целый ряд убийств среди золотой молодежи, «паразитов» и «прожигателей жизни». К «Азазелю» примыкала и Бежецкая, судя по всему, эмиссар международной анархистской организации. с.амоубийство, а фактически убийство Петра Кокорина, организованное ею, было первой акцией «Азазеля». Ну, о Бежецкой, я полагаю, вы мне еще расскажете. Следующей жертвой стал Ахтырцев, который интересовал заговорщиков еще больше Кокорина, потому что был внуком канцлера, князя Корчакова. Видите ли, мой юный друг, замысел террористов был безумен, но в то же время дьявольски рассчетлив. Они вычислили, что до отпрысков важных особ добраться гораздо проще, чем до самих особ, а удар по государственной иерархии получается не менее мощным. Князь Михаил Александрович, например, так у.бит смертью внука, что почти отошел от дел и всерьез подумывает об отставке. А ведь это заслуженнейший человек, который во многом определил облик современной России.</p><p></p><p>— Какое злодейство! — возмутился Эраст Петрович и даже отложил недоеденный марципан.</p><p></p><p>— Когда же мне удалось выяснить, что конечной целью деятельности «Азазеля» является умерщвление цесаревича…</p><p></p><p>— Не может быть!</p><p></p><p>— Увы, может. Так вот, когда это выяснилось, я получил указание перейти к решительным действиям. Пришлось подчиниться, хотя я предпочел бы предварительно полностью прояснить картину. Но, сами понимаете, когда на карту поставлена жизнь его императорского высочества… Операцию мы провели, но получилось не очень складно. 1 июня у террористов было назначено сборище на даче в Кузьминках. Помните, я еще вам рассказывал? Вы, правда, тогда своей идеей увлечены были. Ну и как? Нащупали что-нибудь?</p><p></p><p>Эраст Петрович замычал с набитым ртом, проглотил непрожеванный кусок кремовой трубочки, но Бриллинг устыдился:</p><p></p><p>— Ладно-ладно, потом. Ешьте. Итак. Мы обложили дачу со всех сторон. Пришлось действовать только с моими петербургскими агентами, не привлекая московской жандармерии и полиции, — следовало во что бы то ни стало избежать огласки. — Иван Францевич сердито вздохнул. — Тут моя вина, переосторожничал. В общем, из-за нехватки людей аккуратного захвата не получилось. Началась перестрелка. Два агента ранены, один у.бит. Никогда себе не прощу… Живьем никого взять не удалось, нам достались четыре трупа. Один по описанию похож на вашего белоглазого. Глаз как таковых, у него, впрочем, не осталось — последней пулей ваш знакомец снес себе полчерепа. В подвале обнаружили лабораторию по производству адских машин, кое-какие бумаги, но, как я уже сказал, многое в планах и связях «Азазеля» осталось загадкой. Боюсь, неразрешимой… Тем не менее государь, канцлер и шеф жандармского корпуса высоко оценили нашу московскую операцию. Я рассказал Лаврентию Аркадьевичу и о вас. Правда, вы не участвовали в финале, но все же очень помогли нам в ходе расследования. Если не возражаете, будем работать вместе и дальше. Я беру вашу судьбу в свои руки… Подкрепились? Теперь рассказывайте вы. Что там в Лондоне? Удалось ли выйти на след Бежецкой? Что за чертовщина с Пыжовым? у.бит? И по порядку, по порядку, ничего не упуская.</p><p></p><p>Чем ближе к концу подходил рассказ шефа, тем большей завистью загорался взгляд Эраста Петровича, и собственные приключения, которыми он еще недавно так гордился, блекли и меркли в его глазах. Покушение на цесаревича! Перестрелка! Адская машина! Судьба зло подшутила над Фандориным, поманила его славой и увела с магистрального тракта на жалкий проселок…</p><p></p><p>И все же он подробно изложил Ивану Францевичу свою эпопею. Только об обстоятельствах, при которых лишился синего портфеля, поведал несколько туманно и даже чуть-чуть покраснел, что, кажется, не укрылось от внимания Бриллинга, слушавшего рассказ молча и хмуро. К развязке Эраст Петрович воспрял духом, оживился и не удержался от эффектности.</p><p></p><p>— И я видел этого человека! — воскликнул он, дойдя до сцены на петербургском почтамте. — Я знаю, у кого в руках и содержимое портфеля, и все нити организации! «Азазель» жив, Иван Францевич, но он у нас в руках!</p><p></p><p>— Да говорите же, черт возьми! — вскричал шеф. — Полно ребячиться! Кто этот человек? Где он?</p><p></p><p>— Здесь, в Петербурге, — наслаждался реваншем Фандорин. — Некий Джеральд Каннингем, главный помощник той самой леди Эстер, на которую я неоднократно обращал ваше внимание. — Тут Эраст Петрович деликатно покашлял. — И про завещание Кокорина разъясняется. Теперь понятно, почему Бежецкая своих поклонников именно в сторону эстернатов повернула. И ведь как устроился этот рыжий! Каково прикрытие, а? Сиротки, филиалы по всему миру, альтруистическая патронесса, перед которой открыты все двери. Ловок, ничего не скажешь.</p><p></p><p>— Каннингем? — с волнением переспросил шеф. — Джеральд Каннингем? Но я хорошо знаю этого господина, мы состоим в одном клубе. — Он развел руками. — Субъект и в самом деле презанятный, однако я не могу себе представить, чтобы он был связан с нигилистами и убивал действительных статских советников.</p><p></p><p>— Да не убивал, не убивал! — воскликнул Эраст Петрович. — Это я сначала думал, что в списках имена жертв. Сказал, чтоб вам ход своих мыслей передать. В спешке ведь не сразу все сообразишь. А потом, как в поездах через всю Европу трясся, меня вдруг осенило! Если это список будущих жертв, то к чему даты проставлены? И числа-то все прошедшие! Не складывается! Нет, Иван Францевич, тут другое!</p><p></p><p>Фандорин даже со стула вскочил — так залихорадило его от мыслей.</p><p></p><p>— Другое? Что другое? — прищурил светлые глаза Бриллинг.</p><p></p><p>— Я думаю, это список членов мощной международной организации. А ваши московские террористы — лишь малое, самое крошечное их звено. — При этих словах у шефа стало такое лицо, что Эраст Петрович испытал недостойное злорадство — чувство, которого немедленно устыдился. — Центральная фигура в организации, главная цель которой нам пока неизвестна, — Джеральд Каннингем. Мы с вами оба его видели, это весьма незаурядный господин. «Мисс Ольсен», роль которой с июня месяца исполняет Амалия Бежецкая, — это регистрационный центр организации, что-то вроде управления кадров. Туда со всего мира стекаются сведения об изменении служебного положения членов сообщества. «Мисс Ольсен» регулярно, раз в месяц, переправляет новые сведения Каннингему, который с прошлого года обосновался в Петербурге. Я вам говорил, что у Бежецкой в спальне есть потайной сейф. Вероятно, в нем хранится полный список членов этого самого «Азазеля» — похоже, что организация, действительно, так называется. Или же это у них лозунг, что-то вроде заклинания. Я слышал это слово дважды, и оба раза перед тем, как должно было свершиться убийство. В целом все это похоже на масонское общество, только непонятно, при чем здесь падший ангел. А размах, пожалуй, почище, чем у масонов. Вы только представьте — за один месяц сорок пять писем! И ведь какие люди — сенатор, министр, генералы!</p><p></p><p>Шеф терпеливо смотрел на Эраста Петровича, ожидая продолжения, ибо молодой человек явно не закончил свою речь — сморщив лоб, он о чем-то напряженно размышлял.</p><p></p><p>— Иван Францевич, я про Каннингема думаю… Он ведь британский подданный, к нему так, запросто, с обыском не нагрянешь, верно?</p><p></p><p>— Ну, допустим, — подбодрил Фандорина шеф. — Продолжайте.</p><p></p><p>— А пока вы получите санкцию, он пакет так запрячет, что мы ничего не найдем и ничего не докажем. Еще неизвестно, какие у него связи в сферах и кто за него заступится. Тут, пожалуй, нужна особая осторожность. Зацепиться бы сначала за его российскую цепь, вытянуть ее звено за звеном, а?</p><p></p><p>— И как же это сделать? — с живейшим интересом спросил Бриллинг. — Через негласную слежку? Разумно.</p><p></p><p>— Можно и через слежку, но, кажется, есть способ повернее.</p><p></p><p>Иван Францевич немного подумал и развел руками, как бы сдаваясь. Польщенный Фандорин тактично намекнул:</p><p></p><p>— А действительный статский советник, произведенный в этот чин 7 июня?</p><p></p><p>— Проверить высочайшие приказы по производству? — хлопнул себя по лбу Бриллинг. — Скажем, за первую декаду июня? Браво, Фандорин, браво!</p><p></p><p>— Конечно, шеф. Даже не за всю декаду, а только с понедельника по пятницу, с третьего по восьмое. Вряд ли новоиспеченный генерал стал бы дольше тянуть с радостной вестью. Много ли за неделю появляется в империи новых действительных статских советников?</p><p></p><p>— Возможно, два-три, если неделя урожайная. Впрочем, не интересовался.</p><p></p><p>— Ну вот, установить наблюдение за всеми ними, проверить послужные списки, круг знакомств и прочее. Вычислим нашего «азазельца» как миленького.</p><p></p><p>— Так, говорите, все добытые вами сведения отправлены почтой в московское Сыскное? — по всегдашней своей привычке невпопад спросил Бриллинг.</p><p></p><p>— Да, шеф. Не сегодня-завтра пакет поступит по назначению. А что, вы подозреваете кого-то из чинов московской полиции? Я для пущей важности написал на конверте «Его высокоблагородию статскому советнику Бриллингу в собственные руки либо, за отсутствием оного, его превосходительству господину обер-полицеймейстеру». Так что распечатать не осмелятся. А обер-полицеймейстер, прочитав, наверняка свяжется с вами же.</p><p></p><p>— Разумно, — одобрил Иван Францевич и надолго умолк, глядя в стену. Лицо его делалось все мрачнее и мрачнее.</p><p></p><p>Эраст Петрович сидел, затаив дыхание, знал, что шеф взвешивает все услышанное и сейчас сообщит о решении — судя по мине, оно давалось с трудом.</p><p></p><p>Бриллинг шумно вздохнул, горько чему-то усмехнулся.</p><p></p><p>— Ладно, Фандорин, беру все на себя. Есть болезни, которые можно вылечить только хирургическим путем. Так мы с вами и поступим. Дело важное, государственное, а в таких случае я вправе не обременять себя формальностями. Будем брать Каннингема. Немедленно, с поличным — то есть с пакетом. Вы считаете, что послание зашифровано?</p><p></p><p>— Безусловно. Слишком важны сведения. Все-таки отправлено обычной почтой, хоть и срочной. Мало ли что — попадет в другие руки, затеряется. Нет, Иван Францевич, эти попусту рисковать не любят.</p><p></p><p>— Тем более. Значит, Каннингем дешифрует, читает, по картотеке расписывает. Должна же быть у него картотека! Я опасаюсь, что в сопроводительном письме Бежецкая доносит ему о ваших похождениях, а Каннингем человек умный — в два счета сообразит, что вы могли отчет в Россию отправить. Нет, сейчас его надо брать, немедля! Да и сопроводительное письмо любопытно бы прочесть. Мне Пыжов не дает покоя. А ну как не его одного они перекупили? С английским посольством объяснимся потом. Еще спасибо скажут. Вы ведь утверждаете, что в списке были и подданные королевы Виктории?</p><p></p><p>— Да, чуть ли не дюжина, — кивнул Эраст Петрович, влюбленно глядя на начальника. — Конечно, взять сейчас Каннингема — это самое лучшее, но… Вдруг мы приедем и ничего не найдем? Я никогда себе не прощу, если у вас из-за меня… То есть я готов в любых инстанциях…</p><p></p><p>— Бросьте говорить глупости, — раздраженно дернул подбородком Бриллинг. — Неужто вы думаете, что в случае фиаско я стану мальчишкой прикрываться? Я в вас верю, Фандорин. И этого довольно.</p><p></p><p>— Спасибо, — тихо сказал Эраст Петрович.</p><p></p><p>Иван Францевич саркастически поклонился:</p><p></p><p>— Не стоит благодарности. И все, хватит нежностей. К делу. Адрес Каннингема я знаю, он живет на Аптекарском острове, во флигеле Петербургского эстерната. У вас оружие есть?</p><p></p><p>— Да, купил в Лондоне револьвер «смит энд вессон». В саквояже лежит.</p><p></p><p>— Покажите.</p><p></p><p>Фандорин быстро принес из прихожей тяжелый револьвер, который ему ужасно нравился своей тяжестью и основательностью.</p><p></p><p>— Дрянь, — отрезал шеф, взвесив пистолет на ладони. — Это для американских «коровьих мальчиков», спьяну в кабаке палить. Для серьезного агента не годится. Я у вас его отбираю. Взамен получите кое-что получше.</p><p></p><p>Он ненадолго отлучился и вернулся с маленьким плоским револьвером, который почти целиком умещался в его ладони.</p><p></p><p>— Вот, бельгийский семизарядный «герсталь». Новинка, специальный заказ. Носится за спиной, под сюртуком, в маленькой кобуре. Незаменимая вещь в нашем ремесле. Легкий, бьет недалеко и некучно, но зато самовзводящийся, а это обеспечивает скорострельность. Нам ведь белку в глаз не бить, верно? А жив обычно остается тот агент, кто стреляет первым и не один раз. Вместо курка тут предохранитель — вот эта кнопочка. Довольно тугая, чтоб случайно не выстрелить. Щелкнул вот этак, и пали хоть все семь пуль подряд. Ясно?</p><p></p><p>— Ясно. — Эраст Петрович загляделся на ладную игрушку.</p><p></p><p>— Потом налюбуетесь, некогда, — подтолкнул его к выходу Бриллинг.</p><p></p><p>— Мы будем арестовывать его вдвоем? — с воодушевлением спросил Фандорин.</p><p></p><p>— Не болтайте глупостей.</p><p></p><p>Иван Францевич остановился возле «аппарата Белла», снял рожкообразную трубку, приложил к уху и покрутил какой-то рычажок. Аппарат хрюкнул, в нем что-то звякнуло. Бриллинг приставил ухо к другому рожку, торчавшему из лакированного ящика, и в рожке запищало. Фандорину показалось, что он разобрал, как тоненький голосок смешно проговорил слова «дежурный адъютант» и еще «канцелярия».</p><p></p><p>— Новгородцев, вы? — заорал в трубку Бриллинг. — На месте ли его превосходительство? Нет? Не слышу! Нет-нет, не надо. Не надо, говорю! — Он набрал в грудь побольше воздуха и закричал еще громче. — Срочный наряд для задержания! Немедленно отправьте на Аптекарский остров! Ап-те-кар-ский! Да! Флигель эстерната! Эс-тер-на-та! Неважно, что это значит, они разберутся! И пусть группа обыска приедет! Что? Да, буду лично. Быстрей, майор, быстрей!</p><p></p><p>Он водрузил трубку на место и вытер лоб.</p><p></p><p>— Уф. Надеюсь, мистер Белл усовершенствует конструкцию, иначе все мои соседи будут в курсе тайных операций Третьего отделения.</p><p></p><p>Эраст Петрович находился под впечатлением волшебства, только что свершившегося на его глазах.</p><p></p><p>— Это же просто «Тысяча и одна ночь»! Настоящее чудо! И еще находятся люди, осуждающие прогресс!</p><p></p><p>— О прогрессе потолкуем по дороге. К сожалению, я отпустил карету, так что придется еще искать извозчика. Да бросьте вы ваш чертов саквояж! Марш-марш!</p><p></p><p></p><p></p><p>Однако потолковать о прогрессе не удалось — на Аптекарский ехали в полном молчании. Эраста Петровича трясло от возбуждения, и он несколько раз попытался втянуть шефа в разговор, но тщетно: Бриллинг был в скверном настроении — видимо, все-таки сильно рисковал, затеяв самочинную операцию.</p><p></p><p>Бледный северный вечер едва прорисовался над невским простором. Фандорин подумал, что светлая летняя ночь кстати — все равно спать нынче не придется. А ведь он и прошлую ночь, проведенную в поезде, глаз не сомкнул, все волновался, не упустит ли пакет… Извозчик подгонял рыжую кобылку, честно отрабатывая обещанный рубль, и к месту прибыли быстро.</p><p></p><p>Петербургский эстернат, красивое желтое здание, прежде принадлежавшее корпусу инженеров, по размеру уступал московскому, но зато утопал в зелени. Райское местечко — вокруг были сады, богатые дачи.</p><p></p><p>— Эх, что с детьми-то будет, — вздохнул Фандорин.</p><p></p><p>— Ничего с ними не будет, — неприязненно ответил Иван Францевич. — Миледи назначит другого директора, да и дело с концом.</p><p></p><p>Флигель эстерната оказался импозантным екатерининским особнячком, выходившим на уютную, тенистую улицу. Эраст Петрович увидел обугленный от удара молнии вяз, тянувший мертвые сучья к освещенным окнам высокого второго этажа. В доме было тихо.</p><p></p><p>— Отлично, жандармы еще не прибыли, — сказал шеф. — Мы их не ждем, нам главное Каннингема не спугнуть. Говорю я, вы помалкиваете. И будьте готовы к любым неожиданностям.</p><p></p><p>Эраст Петрович сунул руку под фалду пиджака, ощутил успокоительный холод «герсталя». Сердце сжималось в груди — но не от страха, ибо с Иваном Францевичем бояться было нечего, а от нетерпения. Сейчас, сейчас все разрешится!</p><p></p><p>Бриллинг энергично затряс медный колокольчик, и раздалось заливистое треньканье. Из раскрытого окна бельэтажа выглянула рыжая голова.</p><p></p><p>— Откройте, Каннингем, — громко сказал шеф. — У меня к вам срочное дело!</p><p></p><p>— Бриллинг, это вы? — удивился англичанин. — Что такое?</p><p></p><p>— Чрезвычайное происшествие в клубе. Я должен вас предупредить.</p><p></p><p>— Одна минута, и я спускаюсь вниз. У лакея сегодня выходной день. — И голова исчезла.</p><p></p><p>— Ага, — шепнул Фандорин. — Нарочно лакея спровадил. Наверняка с бумагами сидит!</p><p></p><p>Бриллинг нервно постукивал костяшками пальцев по двери — Каннингем что-то не спешил.</p><p></p><p>— А он не удерет? — переполошился Эраст Петрович. — Через черный ход, а? Может, я обегу дом и встану с той стороны?</p><p></p><p>Но тут изнутри раздались шаги, и дверь открылась.</p><p></p><p>На пороге стоял Каннингем в длинном халате с бранденбурами. Его колючие зеленые глаза на миг задержались на лице Фандорина, и веки едва заметно дрогнули. Узнал!</p><p></p><p>— What's happening? <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#32" target="_blank">[32]</a> — настороженно спросил англичанин.</p><p></p><p>— Идемте в кабинет, — ответил Бриллинг по-русски. — Это очень важно.</p><p></p><p>Каннингем секунду поколебался, потом жестом предложил следовать за ним.</p><p></p><p>Поднявшись по дубовой лестнице, хозяин и незваные гости оказались в богатой, но явно не праздной комнате. По стенам сплошь тянулись полки с книгами и какими-то папками, у окна, возле необъятного письменного стола из карельской березы, виднелась стойка с ящичками, на каждом из которых красовался золотой ярлычок.</p><p></p><p>Однако Эраста Петровича заинтересовали отнюдь не ящички (не будет же Каннингем хранить на виду секретные документы), а бумаги, лежавшие на столе и наскоро прикрытые свежим номером «Биржевых ведомостей».</p><p></p><p>Иван Францевич, видимо, мыслил сходно — он пересек кабинет и встал подле стола, спиной к раскрытому окну с низким подоконником. Вечерний ветерок слегка поколыхивал тюлевую гардину.</p><p></p><p>Отлично поняв маневр шефа, Фандорин остался возле двери. Теперь Каннингему деваться было некуда.</p><p></p><p>Кажется, англичанин заподозрил неладное.</p><p></p><p>— Вы странно себя ведете, Бриллинг, — сказал он на правильном русском. — И почему здесь этот человек? Я его видел раньше, он полицейский.</p><p></p><p>Иван Францевич смотрел на Каннингема исподлобья, держа руки в карманах широкого сюртука.</p><p></p><p>— Да, он полицейский. А через минуту-другую здесь будет много полицейских, поэтому у меня нет времени на объяснения.</p><p></p><p>Правая рука шефа вынырнула из кармана, Фандорин увидел свой «смит энд вессон», но не успел удивиться, потому что тоже выхватил револьвер — вот оно, начинается!</p><p></p><p>— Don't…! <a href="http://loveread.ec/notes.php?id=2627#33" target="_blank">[33]</a> — вскинул руку англичанин, и в тот же миг грянул выстрел.</p><p></p><p>Каннингема кинуло навзничь. Остолбеневший Эраст Петрович увидел широко раскрытые, еще живые зеленые глаза и аккуратную темную дырку посреди лба.</p><p></p><p>— Господи, шеф, зачем?!</p><p></p><p>Он обернулся к окну. Прямо в лицо ему смотрело черное дуло.</p><p></p><p>— Его погубили вы, — каким-то ненатуральным тоном произнес Бриллинг. — Вы слишком хороший сыщик. И поэтому, мой юный друг, мне придется вас убить, о чем я искренне сожалею.</p><p></p><p>Глава 14</p><p>в которой повествование поворачивает совсем в иную сторону</p><p>Бедный, ничего не понимающий Эраст Петрович сделал несколько шагов вперед.</p><p></p><p>— Стоять! — с ожесточением гаркнул шеф. — И не размахивайте пистолетиком, он не заряжен. Хоть бы в барабан заглянули! Нельзя быть таким доверчивым, черт бы вас побрал! Верить можно только себе!</p><p></p><p>Бриллинг достал из левого кармана точно такой же «герсталь», а дымящийся «смит энд вессон» бросил на пол, прямо под ноги Фандорину.</p><p></p><p>— Вот мой револьвер полностью заряжен, в чем вы сейчас убедитесь, — лихорадочно заговорил Иван Францевич, с каждым словом раздражаясь все больше. — Я вложу его в руку невезучего Каннингема, и получится, что вы убили друг друга в перестрелке. Почетные п.охороны и прочувствованные речи вам гарантированы. Я ведь знаю, что для вас это важно. И не смотрите на меня так, проклятый щенок!</p><p></p><p>Фандорин с ужасом понял, что шеф совершенно невменяем, и, в отчаянной попытке пробудить его внезапно помутившийся рассудок крикнул:</p><p></p><p>— Шеф, это же я, Фандорин! Иван Францевич! Господин статский советник!</p><p></p><p>— Действительный статский советник, — криво улыбнулся Бриллинг. — Вы отстали от жизни, Фандорин. Произведен высочайшим указом от седьмого июня. За успешную операцию по обезвреживанию террористической организации «Азазель». Так что можете называть меня «ваше превосходительство».</p><p></p><p>Темный силуэт Бриллинга на фоне окна был словно вырезан ножницами и приклеен на серую бумагу. Мертвые сучья вяза за его спиной расходились во все стороны зловещей паутиной. В голове Фандорина мелькнуло: «Паук, ядовитый паук, сплел паутину, а я попался».</p><p></p><p>Лицо Бриллинга болезненно исказилось, и Эраст Петрович понял, что шеф уже довел себя до нужного градуса ожесточения и сейчас выстрелит. Неизвестно откуда возникла стремительная мысль, сразу же рассыпавшаяся на вереницу совсем коротеньких мыслишек: «герсталь» снимают с предохранителя, без этого не выстрелишь, предохранитель тугой, это полсекунды или четверть секунды, не успеть, никак не успеть…</p><p></p><p>С истошным воплем, зажмурив глаза, Эраст Петрович ринулся вперед, целя шефу головой в подбородок. Их разделяло не более пяти шагов. Щелчка предохранителя Фандорин не слышал, а выстрел прогремел уже в потолок, потому что оба — и Бриллинг, и Эраст Петрович, перелетев через низкий подоконник, ухнули в окно.</p><p></p><p>Фандорин с размаху ударился грудью о ствол сухого вяза и, ломая ветки, обдирая лицо, загрохотал вниз. От гулкого удара о землю захотелось потерять сознание, но горячий инстинкт жизни не позволил. Эраст Петрович приподнялся на четвереньки, безумно озираясь.</p><p></p><p>Шефа нигде не было. Зато у стены валялся маленький черный «герсталь». Фандорин прямо с четверенек прыгнул на него кошкой, вцепился и завертел головой во все стороны.</p><p></p><p>Но Бриллинг исчез.</p><p></p><p>Посмотреть вверх Эраст Петрович догадался, лишь услышав натужное хрипение.</p><p></p><p>Иван Францевич нелепо, неестественно завис над землей. Его начищенные штиблеты подергивались чуть выше головы Фандорина. Из-под владимирского креста, оттуда, где на крахмальной рубашке расползалось багровое пятно, высовывался острый, обломанный сук, насквозь проткнувший новоиспеченного генерала. Ужасней всего было то, что взгляд светлых глаз был устремлен прямо на Фандорина.</p><p></p><p>— Гадость…, — отчетливо произнес шеф, морщась не то от боли, не то от брезгливости. — Гадость… — И сиплым, неузнаваемым голосом выдохнул. — А-за-зель…</p><p></p><p>У Фандорина по телу пробежала ледяная волна, а Бриллинг похрипел еще с полминуты и затих.</p><p></p><p>Словно дождавшись этого момента, из-за угла зацокали копыта, заклацали колеса. Это прикатили пролетки с жандармами.</p><p></p><p>* * *</p><p></p><p>Генерал-адъютант Лаврентий Аркадьевич Мизинов, начальник Третьего отделения и шеф корпуса жандармов, потер покрасневшие от усталости глаза. Золотые аксельбанты на парадном мундире глухо звякнули. За минувшие сутки времени переодеться не было, а уж поспать — тем более. Вчера вечером нарочный выдернул Лаврентия Аркадьевича с бала по случаю тезоименитства великого князя Сергея Александровича. И началось…</p><p></p><p>Генерал с неприязнью взглянул на мальчишку, который сидел сбоку, взъерошив волосы и уткнувшись расцарапанным носом в бумаги. Две ночи не спал, а свеж, как ярославский огурчик. И ведет себя так, будто всю жизнь просидел в высоких кабинетах. Ладно, пусть колдует. Но каков Бриллинг! Это просто в голове не укладывается!</p><p></p><p>— Что, Фандорин, долго еще? Или вас опять какая-нибудь «идея» отвлекла? — строго спросил генерал, чувствуя, что после бессонной ночи и утомительного дня у него самого больше никаких идей появиться уже не может.</p><p></p><p>— Щас, ваше высокопревосходительство, щас, — пробормотал молокосос. — Еще пять записей осталось. Я ведь предупреждал, что список может быть зашифрован. Видите, какой шифр хитрый, половину букв не разгадали, а я тоже всех, кто там был, не помню… Ага, это у нас почт-директор из Дании, вот это кто. Так, а тут что? Первая буква не расшифрована — крестик, вторая тоже крестик, третья и четвертая — два m, потом опять крестик, потом n, потом d под вопросом, и последние две пропущены. Получается ++MM+ND(?)++.</p><p></p><p>— Чушь какая-то, — вздохнул Лаврентий Аркадьевич. — А Бриллинг в два счета догадался бы. Так вы уверены, что это был не приступ безумия? Невозможно представить, чтобы…</p><p></p><p>— Совершенно уверен, ваше высокопревосходительство, — уже в который раз сказал Эраст Петрович. — И я явственно слышал, как он сказал «Азазель». Стоп! Вспомнил! У Бежецкой в списке был какой-то commander. Надо полагать, это он.</p><p></p><p>— Commander — это чин в британском и американском флотах, — пояснил генерал. — Соответствует нашему капитану второго ранга. — Он сердито прошелся по комнате. — Азазель, Азазель, что еще за Азазель такой на нашу голову! Ведь получается, что мы ничегошеньки про него не знаем! Московскому расследованию Бриллинга грош цена! Поди, все вздор, фикция, враки — и террористы, и покушение на цесаревича! Убирал концы, получается? Подсунул нам каких-то мертвецов! Или вправду кого-то из дурачков-нигилистов подставил? С него станется — это был очень, очень способный человек… Проклятье, но где же результаты обыска? Уже сутки копаются!</p><p></p><p>Дверь тихонечко приоткрылась, в щель сунулась постная, тощая физиономия в золотых очках.</p><p></p><p>— Ваше высокопревосходительство, ротмистр Белозеров.</p><p></p><p>— Ну наконец-то! Легок на помине! Пусть войдет.</p><p></p><p>В кабинет, устало щурясь, вошел немолодой жандармский офицер, которого Эраст Петрович накануне уже видел в доме Каннингема.</p><p></p><p>— Есть, ваше высокопревосходительство, нашли, — негромко доложил он. — Весь дом и сад поделили на квадраты, все перерыли, все прочесали — ноль. Тогда агент Эйлензон, отменного нюха сыщик, догадался в подвале эстерната стеночки простукать. И что вы думаете, Лаврентий Аркадьевич? Обнаружилась потайная ниша, вроде фотографической лаборатории, а в ней двадцать ящиков, в каждом примерно по двести карточек. Шифр странный, вроде иероглифов, совсем не такой, как был в письме. Я распорядился, чтобы ящики перевезли сюда. Поднял весь шифровальный отдел, сейчас приступят к работе.</p><p></p><p>— Молодцом, Белозеров, молодцом, — похвалил подобревший генерал. — А этого, с нюхом, представьте к награде. Ну-с, наведаемся в шифровальный. Пойдемте, Фандорин, вам ведь тоже любопытно. Потом закончите, теперь не к спеху.</p><p></p><p>Поднялись на два этажа, быстро зашагали по бесконечному коридору. Свернули за угол. Навстречу бежал чиновник, махал руками.</p><p></p><p>— Беда, ваше высокопревосходительство, беда! Чернила бледнеют прямо на глазах, не поймем в чем дело!</p><p></p><p>Мизинов затрусил вперед, что совсем не шло к его грузной фигуре; золотая канитель на эполетах колыхалась наподобие крылышков мотылька. Белозеров и Фандорин непочтительно обогнали высокое начальство и первыми ворвались в высокие белые двери.</p><p></p><p>В большой комнате, сплошь занятой столами, царил переполох. С десяток чиновников метались над грудами аккуратных белых карточек, стопками разложенных по столам. Эраст Петрович схватил одну, увидел едва различимые письмена, похожие на китайские иероглифы. Прямо у него на глазах иероглифы исчезли, и карточка стала совершенно чистой.</p><p></p><p>— Что за чертовщина! — воскликнул запыхавшийся генерал. — Какие-нибудь симпатические чернила?</p><p></p><p>— Боюсь, ваше высокопревосходительство, все гораздо хуже, — сказал господин профессорского вида, разглядывая карточку на свет. — Ротмистр, вы говорили, что картотека хранилась в некоем подобии фотографического чулана?</p><p></p><p>— Так точно, — почтительно подтвердил Белозеров.</p><p></p><p>— А не припомните, какое там было освещение? Не красный фонарь?</p><p></p><p>— Совершенно верно, именно красный электрический фонарь.</p><p></p><p>— Я так и думал. Увы, Лаврентий Аркадьевич, картотека утеряна и восстановлению не поддается.</p><p></p><p>— Как так?! — закипятился генерал. — Нет уж, господин коллежский советник, вы что-нибудь придумайте. Вы мастер своего дела, вы светило…</p><p></p><p>— Но не волшебник, ваше высокопревосходительство. Очевидно, карточки обработаны специальным раствором и работать с ними возможно только при красном освещении. Теперь слой, на котором нанесены письмена, засвечен. Ловко, ничего не скажешь. Я с таким сталкиваюсь впервые.</p><p></p><p>Генерал сдвинул мохнатые брови и угрожающе засопел. В комнате стало тихо — надвигалась буря. Однако гром так и не грянул.</p><p></p><p>— Идемте, Фандорин, — упавшим голосом произнес начальник Третьего отделения. — Вам надо закончить работу.</p><p></p><p></p><p></p><p>Две последние записи в шифровке разгадать так и не удалось — это были сведения, поступившие в последний день, тридцатого июня, и Фандорин их опознать не смог. Настало время подводить итоги.</p><p></p><p>Прохаживаясь по кабинету, усталый генерал Мизинов рассуждал вслух.</p><p></p><p>— Итак, соберем то немногое, чем мы располагаем. Существует некая интернациональная организация с условным названием «Азазель». Судя по количеству карточек, прочесть которые мы уже никогда не сможем, в ней состоит 3854 члена. О сорока семи из них, точнее о сорока пяти, поскольку две записи не расшифрованы, мы кое-что знаем. Однако немногое — лишь национальную принадлежность и занимаемое положение. Ни имени, ни возраста, ни адреса… Что нам известно еще? Имена двух покойных азазельцев — Каннингема и Бриллинга. Кроме того, в Англии есть Амалия Бежецкая. Если ваш Зуров ее не убил, если она по-прежнему в Англии и если ее, действительно, зовут именно так… «Азазель» действует агрессивно, не останавливается перед убийствами, тут явно есть некая глобальная цель. Но какая? Это не масоны, потому что я сам член масонской ложи, и не из рядовых. Хм… Учтите, Фандорин, вы этого не слышали.</p><p></p><p>Эраст Петрович смиренно потупился.</p><p></p><p>— Это не социалистический Интернационал, — продолжил Мизинов, — потому что у господ коммунистов на такие дела кишка тонка. Да и не мог Бриллинг быть революционером — это исключено. Чем бы он там втайне ни занимался, но нигилистов мой дорогой помощник ловил всерьез и весьма успешно. Что же тогда «Азазелю» нужно? Ведь это самое главное! И никаких зацепок. Каннингем мертв. Бриллинг мертв. Николай Круг — простой исполнитель, пешка. Негодяй Пыжов мертв. Все концы обрублены… — Лаврентий Аркадьевич возмущенно развел руками. — Нет, я решительно ничего не понимаю! Я знал Бриллинга более десяти лет. Я сам вывел его в люди! Сам нашел его! Посудите сами, Фандорин. В бытность харьковским генерал-губернатором я проводил всевозможные конкурсы среди гимназистов и студентов, чтобы поощрить в молодом поколении патриотические чувства и стремление к полезным преобразованиям. Мне представили тощего, нескладного юношу, гимназиста выпускного класса, который написал очень дельное и страстное сочинение на тему «Будущее России». Поверьте мне, по духу и биографии это был настоящий Ломоносов — без роду и племени, круглый сирота, выучился на медяки, сдал экзамены сразу в седьмой класс гимназии. Чистый самородок! Я взял над ним шефство, назначил стипендию, определил в Петербургский университет, а потом принял к себе на службу и ни разу об этом не пожалел. Это был лучший из моих помощников, мое доверенное лицо! Он сделал блестящую карьеру, перед ним были открыты все дороги! Какой яркий, парадоксальный ум, какая инициативность, какая исполнительность! Господи, да я собирался дочь за него выдать! — Генерал схватился рукой за лоб.</p><p></p><p>Эраст Петрович, уважая чувства высокого начальства, выдержал тактичную паузу и кашлянул.</p><p></p><p>— Ваше высокопревосходительство, я тут подумал… Зацепок, конечно, немного, но все-таки кое-что есть.</p><p></p><p>Генерал тряхнул головой, словно прогоняя ненужные воспоминания, и сел за стол.</p><p></p><p>— Слушаю. Говорите, Фандорин, говорите. Никто лучше вас не знает эту историю.</p><p></p><p>— Я, собственно, вот о чем… — Эраст Петрович смотрел в список, подчеркивая что-то карандашом. — Тут сорок четыре человека — двоих мы не разгадали, а действительный статский советник, то есть Иван Францевич, уже не в счет. Из них по меньшей мере восьмерых не так трудно вычислить. Ну подумайте сами, ваше высокопревосходительство. Сколько начальников охраны может быть у бразильского императора? Или номер 47F — бельгийский директор департамента, отправлено 11 июня, получено 15-го. Установить, кто это, будет легко. Это уже двое. Третий: номер 549F — вице-адмирал французского флота, отправлено 15 июня, получено 17-го. Четвертый: номер 1007F — новоиспеченный английский баронет, отправлено 9 июня, получено 10-го. Пятый: номер 694F — португальский министр, отправлено 29 мая, получено 7 июня.</p><p></p><p>— Это мимо, — перебил генерал, слушавший с чрезвычайным вниманием. — В Португалии в мае сменилось правительство, так что все министры в кабинете новые.</p><p></p><p>— Да? — расстроился Эраст Петрович. — Ну хорошо, значит, получится не восемь, а семь. Тогда пятым американец: номер 852F — заместитель председателя сенатского комитета, отправлено 10 июня, получено 28-го, как раз при мне. Шестой: номер 1042F, Турция, личный секретарь принца Абдул-Гамида, отправлено 1 июня, поступило 20-го.</p><p></p><p>Это сообщение особенно заинтересовало Лаврентия Аркадьевича.</p><p></p><p>— В самом деле? О, это очень важно. И прямо 1 июня? Так-так. 30 мая в Турции произошел переворот, султана Абдул-Азиза свергли, и новый правитель Мидхат-паша возвел на престол Мурада V. А на следующий же день назначил к Абдул-Гамиду, младшему брату Мурада, нового секретаря? Скажите, какая спешность! Это крайне важное известие. Уж не строит ли Мидхат-паша планов избавиться и от Мурада, а на трон посадить Абдул-Гамида? Эхе-хе… Ладно, Фандорин, это не вашего ума дело. Секретаря мы установим в два счета. Я нынче же свяжусь по телеграфу с Николаем Павловичем Гнатьевым, нашим послом в Константинополе, мы давние приятели. Продолжайте.</p><p></p><p>— И последний, седьмой: номер 1508F, Швейцария, префект кантональной полиции, отправлено 25 мая, поступило 1 июня. Остальных вычислить будет много труднее, а некоторых даже невозможно. Но, если определить по крайней мере этих семерых и установить за ними негласное наблюдение…</p><p></p><p>— Дайте сюда список, — протянул руку генерал. — Немедленно распоряжусь, чтобы в соответствующие посольства отправили шифровки. Видимо, придется вступить в сотрудничество со специальными службами всех этих стран. Кроме Турции, где у нас прекрасная собственная сеть… Знаете, Эраст Петрович, я был резок с вами, но вы не обижайтесь. Я очень ценю ваш вклад и все такое… Просто мне было больно… Из-за Бриллинга… Ну, вы понимаете.</p><p></p><p>— Понимаю, ваше высокопревосходительство. Я и сам, в некотором смысле, не меньше вашего…</p><p></p><p>— Вот и хорошо, вот и отлично. Будете работать у меня. Разрабатывать «Азазель». Я создам особую группу, назначу туда самых опытных людей. Мы непременно распутаем этот клубок.</p><p></p><p>— Ваше высокопревосходительство, мне бы в Москву съездить…</p><p></p><p>— Зачем?</p><p></p><p>— Хотелось бы потолковать с леди Эстер. Сама она, будучи особой не столько земной, сколько небесной, (здесь Фандорин улыбнулся) вряд ли была посвящена в суть истинной деятельности Каннингема, но знает этого господина с детства и вообще могла бы поведать что-нибудь полезное. Не надо бы с ней официально, через жандармерию, а? Я имею счастье немного знать миледи, она меня не испугается, да и по-английски я говорю. Вдруг еще какая-то зацепка обнаружится? Может быть, через прошлое Каннингема на что-нибудь выйдем?</p><p></p><p>— Что ж, дело. Поезжайте. Но на один день, не дольше. Сейчас отправляйтесь спать, мой адъютант определит вас на квартиру. А завтра вечерним поездом в Москву. Если повезет, к тому времени уже поступят первые шифровки из посольств. Утром 28-го вы в Москве, беседуете с леди Эстер, а вечером извольте обратно, и сразу ко мне с докладом. В любое время, ясно?</p><p></p><p>— Ясно, ваше высокопревосходительство.</p><p></p><p>* * *</p><p></p><p>В коридоре вагона первого класса поезда «Санкт-Петербург — Москва» очень важный пожилой господин с завидными усами и подусниками, с бриллиантовой булавкой в галстуке, курил сигару, с нескрываемым любопытством поглядывая на запертую дверь купе номер один.</p><p></p><p>— Эй, любезный, — поманил он пухлым пальцем кстати появившегося кондуктора.</p><p></p><p>Тот мигом подлетел к сановному пассажиру и поклонился:</p><p></p><p>— Слушаю-с.</p><p></p><p>Барин взял его двумя пальцами за воротник и приглушенно забасил:</p><p></p><p>— Молодой человек, что в первом едет — кто таков? Знаешь? Уж больно юн.</p></blockquote><p></p>
[QUOTE="Маруся, post: 388860, member: 1"] Пока они шли коридором, Фандорин успел заметить, что квартира Бриллинга, хоть и не очень большая, обставлена весьма практично и аккуратно — все необходимое, но ничего лишнего. Особенно заинтересовал молодого человека лакированный ящик с двумя черными металлическими трубками, висевший на стене. — Это настоящее чудо современной науки, — объяснил Иван Францевич. — Называется «аппарат Белла». Только что привезли из Америки, от нашего агента. Там есть один гениальный изобретатель, мистер Белл, благодаря которому теперь можно вести разговор на значительном расстоянии, вплоть до нескольких верст. Звук передается по проводам наподобие телеграфных. Это опытный образец, производство аппаратов еще не началось. Во всей Европе только две линии: одна проведена из моей квартиры в секретариат начальника Третьего отделения, вторая установлена в Берлине между кабинетом кайзера и канцелярией Бисмарка. Так что от прогресса не отстаем. — Здорово! — восхитился Эраст Петрович. — И что, хорошо слышно? — Не очень, но разобрать можно. Иногда в трубке сильно трещит… А не устроит ли вас вместо чая оранжад? Я как-то не очень успешно управляюсь с самоваром. — Еще как устроит, — уверил шефа Эраст Петрович, и Бриллинг, как добрый волшебник, выставил перед ним на кухонный стол бутыль апельсинового лимонада и блюдо, на котором лежали эклеры, кремовые корзиночки, воздушные марципаны и обсыпные миндальные трубочки. — Уплетайте, — сказал Иван Францевич, — а я пока введу вас в курс наших дел. Потом наступит ваш черед исповедоваться. Фандорин кивнул с набитым ртом, его подбородок был припорошен сахарной пудрой. — Итак, — начал шеф, — сколько мне помнится, вы отбыли в Петербург за дипломатической почтой двадцать седьмого мая? Сразу же после этого у нас тут начались интереснейшие события. Я пожалел, что отпустил вас — каждый человек был на счету. Мне удалось выяснить через агентуру, что некоторое время назад в Москве образовалась маленькая, но чрезвычайно активная группка революционеров-радикалов, сущих безумцев. Если обычные террористы ставят себе задачу истреблять «обагряющих руки в крови», сиречь высших государственных сановников, то эти решили взяться за «ликующих и праздно болтающих». — Кого-кого? — не понял увлекшийся нежнейшим эклером Фандорин. — Ну, стихотворение у Некрасова: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви». Так вот, наши «погибающие за великое дело любви» поделили специальности. Головной организации достались «обагряющие» — министры, губернаторы, генералы. А наша московская фракция решила заняться «ликующими», они же «жирные и сытые». Как удалось выяснить, через внедренного в группу агента, фракция взяла название «Азазель» — из богоборческого лихачества. Планировался целый ряд убийств среди золотой молодежи, «паразитов» и «прожигателей жизни». К «Азазелю» примыкала и Бежецкая, судя по всему, эмиссар международной анархистской организации. с.амоубийство, а фактически убийство Петра Кокорина, организованное ею, было первой акцией «Азазеля». Ну, о Бежецкой, я полагаю, вы мне еще расскажете. Следующей жертвой стал Ахтырцев, который интересовал заговорщиков еще больше Кокорина, потому что был внуком канцлера, князя Корчакова. Видите ли, мой юный друг, замысел террористов был безумен, но в то же время дьявольски рассчетлив. Они вычислили, что до отпрысков важных особ добраться гораздо проще, чем до самих особ, а удар по государственной иерархии получается не менее мощным. Князь Михаил Александрович, например, так у.бит смертью внука, что почти отошел от дел и всерьез подумывает об отставке. А ведь это заслуженнейший человек, который во многом определил облик современной России. — Какое злодейство! — возмутился Эраст Петрович и даже отложил недоеденный марципан. — Когда же мне удалось выяснить, что конечной целью деятельности «Азазеля» является умерщвление цесаревича… — Не может быть! — Увы, может. Так вот, когда это выяснилось, я получил указание перейти к решительным действиям. Пришлось подчиниться, хотя я предпочел бы предварительно полностью прояснить картину. Но, сами понимаете, когда на карту поставлена жизнь его императорского высочества… Операцию мы провели, но получилось не очень складно. 1 июня у террористов было назначено сборище на даче в Кузьминках. Помните, я еще вам рассказывал? Вы, правда, тогда своей идеей увлечены были. Ну и как? Нащупали что-нибудь? Эраст Петрович замычал с набитым ртом, проглотил непрожеванный кусок кремовой трубочки, но Бриллинг устыдился: — Ладно-ладно, потом. Ешьте. Итак. Мы обложили дачу со всех сторон. Пришлось действовать только с моими петербургскими агентами, не привлекая московской жандармерии и полиции, — следовало во что бы то ни стало избежать огласки. — Иван Францевич сердито вздохнул. — Тут моя вина, переосторожничал. В общем, из-за нехватки людей аккуратного захвата не получилось. Началась перестрелка. Два агента ранены, один у.бит. Никогда себе не прощу… Живьем никого взять не удалось, нам достались четыре трупа. Один по описанию похож на вашего белоглазого. Глаз как таковых, у него, впрочем, не осталось — последней пулей ваш знакомец снес себе полчерепа. В подвале обнаружили лабораторию по производству адских машин, кое-какие бумаги, но, как я уже сказал, многое в планах и связях «Азазеля» осталось загадкой. Боюсь, неразрешимой… Тем не менее государь, канцлер и шеф жандармского корпуса высоко оценили нашу московскую операцию. Я рассказал Лаврентию Аркадьевичу и о вас. Правда, вы не участвовали в финале, но все же очень помогли нам в ходе расследования. Если не возражаете, будем работать вместе и дальше. Я беру вашу судьбу в свои руки… Подкрепились? Теперь рассказывайте вы. Что там в Лондоне? Удалось ли выйти на след Бежецкой? Что за чертовщина с Пыжовым? у.бит? И по порядку, по порядку, ничего не упуская. Чем ближе к концу подходил рассказ шефа, тем большей завистью загорался взгляд Эраста Петровича, и собственные приключения, которыми он еще недавно так гордился, блекли и меркли в его глазах. Покушение на цесаревича! Перестрелка! Адская машина! Судьба зло подшутила над Фандориным, поманила его славой и увела с магистрального тракта на жалкий проселок… И все же он подробно изложил Ивану Францевичу свою эпопею. Только об обстоятельствах, при которых лишился синего портфеля, поведал несколько туманно и даже чуть-чуть покраснел, что, кажется, не укрылось от внимания Бриллинга, слушавшего рассказ молча и хмуро. К развязке Эраст Петрович воспрял духом, оживился и не удержался от эффектности. — И я видел этого человека! — воскликнул он, дойдя до сцены на петербургском почтамте. — Я знаю, у кого в руках и содержимое портфеля, и все нити организации! «Азазель» жив, Иван Францевич, но он у нас в руках! — Да говорите же, черт возьми! — вскричал шеф. — Полно ребячиться! Кто этот человек? Где он? — Здесь, в Петербурге, — наслаждался реваншем Фандорин. — Некий Джеральд Каннингем, главный помощник той самой леди Эстер, на которую я неоднократно обращал ваше внимание. — Тут Эраст Петрович деликатно покашлял. — И про завещание Кокорина разъясняется. Теперь понятно, почему Бежецкая своих поклонников именно в сторону эстернатов повернула. И ведь как устроился этот рыжий! Каково прикрытие, а? Сиротки, филиалы по всему миру, альтруистическая патронесса, перед которой открыты все двери. Ловок, ничего не скажешь. — Каннингем? — с волнением переспросил шеф. — Джеральд Каннингем? Но я хорошо знаю этого господина, мы состоим в одном клубе. — Он развел руками. — Субъект и в самом деле презанятный, однако я не могу себе представить, чтобы он был связан с нигилистами и убивал действительных статских советников. — Да не убивал, не убивал! — воскликнул Эраст Петрович. — Это я сначала думал, что в списках имена жертв. Сказал, чтоб вам ход своих мыслей передать. В спешке ведь не сразу все сообразишь. А потом, как в поездах через всю Европу трясся, меня вдруг осенило! Если это список будущих жертв, то к чему даты проставлены? И числа-то все прошедшие! Не складывается! Нет, Иван Францевич, тут другое! Фандорин даже со стула вскочил — так залихорадило его от мыслей. — Другое? Что другое? — прищурил светлые глаза Бриллинг. — Я думаю, это список членов мощной международной организации. А ваши московские террористы — лишь малое, самое крошечное их звено. — При этих словах у шефа стало такое лицо, что Эраст Петрович испытал недостойное злорадство — чувство, которого немедленно устыдился. — Центральная фигура в организации, главная цель которой нам пока неизвестна, — Джеральд Каннингем. Мы с вами оба его видели, это весьма незаурядный господин. «Мисс Ольсен», роль которой с июня месяца исполняет Амалия Бежецкая, — это регистрационный центр организации, что-то вроде управления кадров. Туда со всего мира стекаются сведения об изменении служебного положения членов сообщества. «Мисс Ольсен» регулярно, раз в месяц, переправляет новые сведения Каннингему, который с прошлого года обосновался в Петербурге. Я вам говорил, что у Бежецкой в спальне есть потайной сейф. Вероятно, в нем хранится полный список членов этого самого «Азазеля» — похоже, что организация, действительно, так называется. Или же это у них лозунг, что-то вроде заклинания. Я слышал это слово дважды, и оба раза перед тем, как должно было свершиться убийство. В целом все это похоже на масонское общество, только непонятно, при чем здесь падший ангел. А размах, пожалуй, почище, чем у масонов. Вы только представьте — за один месяц сорок пять писем! И ведь какие люди — сенатор, министр, генералы! Шеф терпеливо смотрел на Эраста Петровича, ожидая продолжения, ибо молодой человек явно не закончил свою речь — сморщив лоб, он о чем-то напряженно размышлял. — Иван Францевич, я про Каннингема думаю… Он ведь британский подданный, к нему так, запросто, с обыском не нагрянешь, верно? — Ну, допустим, — подбодрил Фандорина шеф. — Продолжайте. — А пока вы получите санкцию, он пакет так запрячет, что мы ничего не найдем и ничего не докажем. Еще неизвестно, какие у него связи в сферах и кто за него заступится. Тут, пожалуй, нужна особая осторожность. Зацепиться бы сначала за его российскую цепь, вытянуть ее звено за звеном, а? — И как же это сделать? — с живейшим интересом спросил Бриллинг. — Через негласную слежку? Разумно. — Можно и через слежку, но, кажется, есть способ повернее. Иван Францевич немного подумал и развел руками, как бы сдаваясь. Польщенный Фандорин тактично намекнул: — А действительный статский советник, произведенный в этот чин 7 июня? — Проверить высочайшие приказы по производству? — хлопнул себя по лбу Бриллинг. — Скажем, за первую декаду июня? Браво, Фандорин, браво! — Конечно, шеф. Даже не за всю декаду, а только с понедельника по пятницу, с третьего по восьмое. Вряд ли новоиспеченный генерал стал бы дольше тянуть с радостной вестью. Много ли за неделю появляется в империи новых действительных статских советников? — Возможно, два-три, если неделя урожайная. Впрочем, не интересовался. — Ну вот, установить наблюдение за всеми ними, проверить послужные списки, круг знакомств и прочее. Вычислим нашего «азазельца» как миленького. — Так, говорите, все добытые вами сведения отправлены почтой в московское Сыскное? — по всегдашней своей привычке невпопад спросил Бриллинг. — Да, шеф. Не сегодня-завтра пакет поступит по назначению. А что, вы подозреваете кого-то из чинов московской полиции? Я для пущей важности написал на конверте «Его высокоблагородию статскому советнику Бриллингу в собственные руки либо, за отсутствием оного, его превосходительству господину обер-полицеймейстеру». Так что распечатать не осмелятся. А обер-полицеймейстер, прочитав, наверняка свяжется с вами же. — Разумно, — одобрил Иван Францевич и надолго умолк, глядя в стену. Лицо его делалось все мрачнее и мрачнее. Эраст Петрович сидел, затаив дыхание, знал, что шеф взвешивает все услышанное и сейчас сообщит о решении — судя по мине, оно давалось с трудом. Бриллинг шумно вздохнул, горько чему-то усмехнулся. — Ладно, Фандорин, беру все на себя. Есть болезни, которые можно вылечить только хирургическим путем. Так мы с вами и поступим. Дело важное, государственное, а в таких случае я вправе не обременять себя формальностями. Будем брать Каннингема. Немедленно, с поличным — то есть с пакетом. Вы считаете, что послание зашифровано? — Безусловно. Слишком важны сведения. Все-таки отправлено обычной почтой, хоть и срочной. Мало ли что — попадет в другие руки, затеряется. Нет, Иван Францевич, эти попусту рисковать не любят. — Тем более. Значит, Каннингем дешифрует, читает, по картотеке расписывает. Должна же быть у него картотека! Я опасаюсь, что в сопроводительном письме Бежецкая доносит ему о ваших похождениях, а Каннингем человек умный — в два счета сообразит, что вы могли отчет в Россию отправить. Нет, сейчас его надо брать, немедля! Да и сопроводительное письмо любопытно бы прочесть. Мне Пыжов не дает покоя. А ну как не его одного они перекупили? С английским посольством объяснимся потом. Еще спасибо скажут. Вы ведь утверждаете, что в списке были и подданные королевы Виктории? — Да, чуть ли не дюжина, — кивнул Эраст Петрович, влюбленно глядя на начальника. — Конечно, взять сейчас Каннингема — это самое лучшее, но… Вдруг мы приедем и ничего не найдем? Я никогда себе не прощу, если у вас из-за меня… То есть я готов в любых инстанциях… — Бросьте говорить глупости, — раздраженно дернул подбородком Бриллинг. — Неужто вы думаете, что в случае фиаско я стану мальчишкой прикрываться? Я в вас верю, Фандорин. И этого довольно. — Спасибо, — тихо сказал Эраст Петрович. Иван Францевич саркастически поклонился: — Не стоит благодарности. И все, хватит нежностей. К делу. Адрес Каннингема я знаю, он живет на Аптекарском острове, во флигеле Петербургского эстерната. У вас оружие есть? — Да, купил в Лондоне револьвер «смит энд вессон». В саквояже лежит. — Покажите. Фандорин быстро принес из прихожей тяжелый револьвер, который ему ужасно нравился своей тяжестью и основательностью. — Дрянь, — отрезал шеф, взвесив пистолет на ладони. — Это для американских «коровьих мальчиков», спьяну в кабаке палить. Для серьезного агента не годится. Я у вас его отбираю. Взамен получите кое-что получше. Он ненадолго отлучился и вернулся с маленьким плоским револьвером, который почти целиком умещался в его ладони. — Вот, бельгийский семизарядный «герсталь». Новинка, специальный заказ. Носится за спиной, под сюртуком, в маленькой кобуре. Незаменимая вещь в нашем ремесле. Легкий, бьет недалеко и некучно, но зато самовзводящийся, а это обеспечивает скорострельность. Нам ведь белку в глаз не бить, верно? А жив обычно остается тот агент, кто стреляет первым и не один раз. Вместо курка тут предохранитель — вот эта кнопочка. Довольно тугая, чтоб случайно не выстрелить. Щелкнул вот этак, и пали хоть все семь пуль подряд. Ясно? — Ясно. — Эраст Петрович загляделся на ладную игрушку. — Потом налюбуетесь, некогда, — подтолкнул его к выходу Бриллинг. — Мы будем арестовывать его вдвоем? — с воодушевлением спросил Фандорин. — Не болтайте глупостей. Иван Францевич остановился возле «аппарата Белла», снял рожкообразную трубку, приложил к уху и покрутил какой-то рычажок. Аппарат хрюкнул, в нем что-то звякнуло. Бриллинг приставил ухо к другому рожку, торчавшему из лакированного ящика, и в рожке запищало. Фандорину показалось, что он разобрал, как тоненький голосок смешно проговорил слова «дежурный адъютант» и еще «канцелярия». — Новгородцев, вы? — заорал в трубку Бриллинг. — На месте ли его превосходительство? Нет? Не слышу! Нет-нет, не надо. Не надо, говорю! — Он набрал в грудь побольше воздуха и закричал еще громче. — Срочный наряд для задержания! Немедленно отправьте на Аптекарский остров! Ап-те-кар-ский! Да! Флигель эстерната! Эс-тер-на-та! Неважно, что это значит, они разберутся! И пусть группа обыска приедет! Что? Да, буду лично. Быстрей, майор, быстрей! Он водрузил трубку на место и вытер лоб. — Уф. Надеюсь, мистер Белл усовершенствует конструкцию, иначе все мои соседи будут в курсе тайных операций Третьего отделения. Эраст Петрович находился под впечатлением волшебства, только что свершившегося на его глазах. — Это же просто «Тысяча и одна ночь»! Настоящее чудо! И еще находятся люди, осуждающие прогресс! — О прогрессе потолкуем по дороге. К сожалению, я отпустил карету, так что придется еще искать извозчика. Да бросьте вы ваш чертов саквояж! Марш-марш! Однако потолковать о прогрессе не удалось — на Аптекарский ехали в полном молчании. Эраста Петровича трясло от возбуждения, и он несколько раз попытался втянуть шефа в разговор, но тщетно: Бриллинг был в скверном настроении — видимо, все-таки сильно рисковал, затеяв самочинную операцию. Бледный северный вечер едва прорисовался над невским простором. Фандорин подумал, что светлая летняя ночь кстати — все равно спать нынче не придется. А ведь он и прошлую ночь, проведенную в поезде, глаз не сомкнул, все волновался, не упустит ли пакет… Извозчик подгонял рыжую кобылку, честно отрабатывая обещанный рубль, и к месту прибыли быстро. Петербургский эстернат, красивое желтое здание, прежде принадлежавшее корпусу инженеров, по размеру уступал московскому, но зато утопал в зелени. Райское местечко — вокруг были сады, богатые дачи. — Эх, что с детьми-то будет, — вздохнул Фандорин. — Ничего с ними не будет, — неприязненно ответил Иван Францевич. — Миледи назначит другого директора, да и дело с концом. Флигель эстерната оказался импозантным екатерининским особнячком, выходившим на уютную, тенистую улицу. Эраст Петрович увидел обугленный от удара молнии вяз, тянувший мертвые сучья к освещенным окнам высокого второго этажа. В доме было тихо. — Отлично, жандармы еще не прибыли, — сказал шеф. — Мы их не ждем, нам главное Каннингема не спугнуть. Говорю я, вы помалкиваете. И будьте готовы к любым неожиданностям. Эраст Петрович сунул руку под фалду пиджака, ощутил успокоительный холод «герсталя». Сердце сжималось в груди — но не от страха, ибо с Иваном Францевичем бояться было нечего, а от нетерпения. Сейчас, сейчас все разрешится! Бриллинг энергично затряс медный колокольчик, и раздалось заливистое треньканье. Из раскрытого окна бельэтажа выглянула рыжая голова. — Откройте, Каннингем, — громко сказал шеф. — У меня к вам срочное дело! — Бриллинг, это вы? — удивился англичанин. — Что такое? — Чрезвычайное происшествие в клубе. Я должен вас предупредить. — Одна минута, и я спускаюсь вниз. У лакея сегодня выходной день. — И голова исчезла. — Ага, — шепнул Фандорин. — Нарочно лакея спровадил. Наверняка с бумагами сидит! Бриллинг нервно постукивал костяшками пальцев по двери — Каннингем что-то не спешил. — А он не удерет? — переполошился Эраст Петрович. — Через черный ход, а? Может, я обегу дом и встану с той стороны? Но тут изнутри раздались шаги, и дверь открылась. На пороге стоял Каннингем в длинном халате с бранденбурами. Его колючие зеленые глаза на миг задержались на лице Фандорина, и веки едва заметно дрогнули. Узнал! — What's happening? [URL='http://loveread.ec/notes.php?id=2627#32'][32][/URL] — настороженно спросил англичанин. — Идемте в кабинет, — ответил Бриллинг по-русски. — Это очень важно. Каннингем секунду поколебался, потом жестом предложил следовать за ним. Поднявшись по дубовой лестнице, хозяин и незваные гости оказались в богатой, но явно не праздной комнате. По стенам сплошь тянулись полки с книгами и какими-то папками, у окна, возле необъятного письменного стола из карельской березы, виднелась стойка с ящичками, на каждом из которых красовался золотой ярлычок. Однако Эраста Петровича заинтересовали отнюдь не ящички (не будет же Каннингем хранить на виду секретные документы), а бумаги, лежавшие на столе и наскоро прикрытые свежим номером «Биржевых ведомостей». Иван Францевич, видимо, мыслил сходно — он пересек кабинет и встал подле стола, спиной к раскрытому окну с низким подоконником. Вечерний ветерок слегка поколыхивал тюлевую гардину. Отлично поняв маневр шефа, Фандорин остался возле двери. Теперь Каннингему деваться было некуда. Кажется, англичанин заподозрил неладное. — Вы странно себя ведете, Бриллинг, — сказал он на правильном русском. — И почему здесь этот человек? Я его видел раньше, он полицейский. Иван Францевич смотрел на Каннингема исподлобья, держа руки в карманах широкого сюртука. — Да, он полицейский. А через минуту-другую здесь будет много полицейских, поэтому у меня нет времени на объяснения. Правая рука шефа вынырнула из кармана, Фандорин увидел свой «смит энд вессон», но не успел удивиться, потому что тоже выхватил револьвер — вот оно, начинается! — Don't…! [URL='http://loveread.ec/notes.php?id=2627#33'][33][/URL] — вскинул руку англичанин, и в тот же миг грянул выстрел. Каннингема кинуло навзничь. Остолбеневший Эраст Петрович увидел широко раскрытые, еще живые зеленые глаза и аккуратную темную дырку посреди лба. — Господи, шеф, зачем?! Он обернулся к окну. Прямо в лицо ему смотрело черное дуло. — Его погубили вы, — каким-то ненатуральным тоном произнес Бриллинг. — Вы слишком хороший сыщик. И поэтому, мой юный друг, мне придется вас убить, о чем я искренне сожалею. Глава 14 в которой повествование поворачивает совсем в иную сторону Бедный, ничего не понимающий Эраст Петрович сделал несколько шагов вперед. — Стоять! — с ожесточением гаркнул шеф. — И не размахивайте пистолетиком, он не заряжен. Хоть бы в барабан заглянули! Нельзя быть таким доверчивым, черт бы вас побрал! Верить можно только себе! Бриллинг достал из левого кармана точно такой же «герсталь», а дымящийся «смит энд вессон» бросил на пол, прямо под ноги Фандорину. — Вот мой револьвер полностью заряжен, в чем вы сейчас убедитесь, — лихорадочно заговорил Иван Францевич, с каждым словом раздражаясь все больше. — Я вложу его в руку невезучего Каннингема, и получится, что вы убили друг друга в перестрелке. Почетные п.охороны и прочувствованные речи вам гарантированы. Я ведь знаю, что для вас это важно. И не смотрите на меня так, проклятый щенок! Фандорин с ужасом понял, что шеф совершенно невменяем, и, в отчаянной попытке пробудить его внезапно помутившийся рассудок крикнул: — Шеф, это же я, Фандорин! Иван Францевич! Господин статский советник! — Действительный статский советник, — криво улыбнулся Бриллинг. — Вы отстали от жизни, Фандорин. Произведен высочайшим указом от седьмого июня. За успешную операцию по обезвреживанию террористической организации «Азазель». Так что можете называть меня «ваше превосходительство». Темный силуэт Бриллинга на фоне окна был словно вырезан ножницами и приклеен на серую бумагу. Мертвые сучья вяза за его спиной расходились во все стороны зловещей паутиной. В голове Фандорина мелькнуло: «Паук, ядовитый паук, сплел паутину, а я попался». Лицо Бриллинга болезненно исказилось, и Эраст Петрович понял, что шеф уже довел себя до нужного градуса ожесточения и сейчас выстрелит. Неизвестно откуда возникла стремительная мысль, сразу же рассыпавшаяся на вереницу совсем коротеньких мыслишек: «герсталь» снимают с предохранителя, без этого не выстрелишь, предохранитель тугой, это полсекунды или четверть секунды, не успеть, никак не успеть… С истошным воплем, зажмурив глаза, Эраст Петрович ринулся вперед, целя шефу головой в подбородок. Их разделяло не более пяти шагов. Щелчка предохранителя Фандорин не слышал, а выстрел прогремел уже в потолок, потому что оба — и Бриллинг, и Эраст Петрович, перелетев через низкий подоконник, ухнули в окно. Фандорин с размаху ударился грудью о ствол сухого вяза и, ломая ветки, обдирая лицо, загрохотал вниз. От гулкого удара о землю захотелось потерять сознание, но горячий инстинкт жизни не позволил. Эраст Петрович приподнялся на четвереньки, безумно озираясь. Шефа нигде не было. Зато у стены валялся маленький черный «герсталь». Фандорин прямо с четверенек прыгнул на него кошкой, вцепился и завертел головой во все стороны. Но Бриллинг исчез. Посмотреть вверх Эраст Петрович догадался, лишь услышав натужное хрипение. Иван Францевич нелепо, неестественно завис над землей. Его начищенные штиблеты подергивались чуть выше головы Фандорина. Из-под владимирского креста, оттуда, где на крахмальной рубашке расползалось багровое пятно, высовывался острый, обломанный сук, насквозь проткнувший новоиспеченного генерала. Ужасней всего было то, что взгляд светлых глаз был устремлен прямо на Фандорина. — Гадость…, — отчетливо произнес шеф, морщась не то от боли, не то от брезгливости. — Гадость… — И сиплым, неузнаваемым голосом выдохнул. — А-за-зель… У Фандорина по телу пробежала ледяная волна, а Бриллинг похрипел еще с полминуты и затих. Словно дождавшись этого момента, из-за угла зацокали копыта, заклацали колеса. Это прикатили пролетки с жандармами. * * * Генерал-адъютант Лаврентий Аркадьевич Мизинов, начальник Третьего отделения и шеф корпуса жандармов, потер покрасневшие от усталости глаза. Золотые аксельбанты на парадном мундире глухо звякнули. За минувшие сутки времени переодеться не было, а уж поспать — тем более. Вчера вечером нарочный выдернул Лаврентия Аркадьевича с бала по случаю тезоименитства великого князя Сергея Александровича. И началось… Генерал с неприязнью взглянул на мальчишку, который сидел сбоку, взъерошив волосы и уткнувшись расцарапанным носом в бумаги. Две ночи не спал, а свеж, как ярославский огурчик. И ведет себя так, будто всю жизнь просидел в высоких кабинетах. Ладно, пусть колдует. Но каков Бриллинг! Это просто в голове не укладывается! — Что, Фандорин, долго еще? Или вас опять какая-нибудь «идея» отвлекла? — строго спросил генерал, чувствуя, что после бессонной ночи и утомительного дня у него самого больше никаких идей появиться уже не может. — Щас, ваше высокопревосходительство, щас, — пробормотал молокосос. — Еще пять записей осталось. Я ведь предупреждал, что список может быть зашифрован. Видите, какой шифр хитрый, половину букв не разгадали, а я тоже всех, кто там был, не помню… Ага, это у нас почт-директор из Дании, вот это кто. Так, а тут что? Первая буква не расшифрована — крестик, вторая тоже крестик, третья и четвертая — два m, потом опять крестик, потом n, потом d под вопросом, и последние две пропущены. Получается ++MM+ND(?)++. — Чушь какая-то, — вздохнул Лаврентий Аркадьевич. — А Бриллинг в два счета догадался бы. Так вы уверены, что это был не приступ безумия? Невозможно представить, чтобы… — Совершенно уверен, ваше высокопревосходительство, — уже в который раз сказал Эраст Петрович. — И я явственно слышал, как он сказал «Азазель». Стоп! Вспомнил! У Бежецкой в списке был какой-то commander. Надо полагать, это он. — Commander — это чин в британском и американском флотах, — пояснил генерал. — Соответствует нашему капитану второго ранга. — Он сердито прошелся по комнате. — Азазель, Азазель, что еще за Азазель такой на нашу голову! Ведь получается, что мы ничегошеньки про него не знаем! Московскому расследованию Бриллинга грош цена! Поди, все вздор, фикция, враки — и террористы, и покушение на цесаревича! Убирал концы, получается? Подсунул нам каких-то мертвецов! Или вправду кого-то из дурачков-нигилистов подставил? С него станется — это был очень, очень способный человек… Проклятье, но где же результаты обыска? Уже сутки копаются! Дверь тихонечко приоткрылась, в щель сунулась постная, тощая физиономия в золотых очках. — Ваше высокопревосходительство, ротмистр Белозеров. — Ну наконец-то! Легок на помине! Пусть войдет. В кабинет, устало щурясь, вошел немолодой жандармский офицер, которого Эраст Петрович накануне уже видел в доме Каннингема. — Есть, ваше высокопревосходительство, нашли, — негромко доложил он. — Весь дом и сад поделили на квадраты, все перерыли, все прочесали — ноль. Тогда агент Эйлензон, отменного нюха сыщик, догадался в подвале эстерната стеночки простукать. И что вы думаете, Лаврентий Аркадьевич? Обнаружилась потайная ниша, вроде фотографической лаборатории, а в ней двадцать ящиков, в каждом примерно по двести карточек. Шифр странный, вроде иероглифов, совсем не такой, как был в письме. Я распорядился, чтобы ящики перевезли сюда. Поднял весь шифровальный отдел, сейчас приступят к работе. — Молодцом, Белозеров, молодцом, — похвалил подобревший генерал. — А этого, с нюхом, представьте к награде. Ну-с, наведаемся в шифровальный. Пойдемте, Фандорин, вам ведь тоже любопытно. Потом закончите, теперь не к спеху. Поднялись на два этажа, быстро зашагали по бесконечному коридору. Свернули за угол. Навстречу бежал чиновник, махал руками. — Беда, ваше высокопревосходительство, беда! Чернила бледнеют прямо на глазах, не поймем в чем дело! Мизинов затрусил вперед, что совсем не шло к его грузной фигуре; золотая канитель на эполетах колыхалась наподобие крылышков мотылька. Белозеров и Фандорин непочтительно обогнали высокое начальство и первыми ворвались в высокие белые двери. В большой комнате, сплошь занятой столами, царил переполох. С десяток чиновников метались над грудами аккуратных белых карточек, стопками разложенных по столам. Эраст Петрович схватил одну, увидел едва различимые письмена, похожие на китайские иероглифы. Прямо у него на глазах иероглифы исчезли, и карточка стала совершенно чистой. — Что за чертовщина! — воскликнул запыхавшийся генерал. — Какие-нибудь симпатические чернила? — Боюсь, ваше высокопревосходительство, все гораздо хуже, — сказал господин профессорского вида, разглядывая карточку на свет. — Ротмистр, вы говорили, что картотека хранилась в некоем подобии фотографического чулана? — Так точно, — почтительно подтвердил Белозеров. — А не припомните, какое там было освещение? Не красный фонарь? — Совершенно верно, именно красный электрический фонарь. — Я так и думал. Увы, Лаврентий Аркадьевич, картотека утеряна и восстановлению не поддается. — Как так?! — закипятился генерал. — Нет уж, господин коллежский советник, вы что-нибудь придумайте. Вы мастер своего дела, вы светило… — Но не волшебник, ваше высокопревосходительство. Очевидно, карточки обработаны специальным раствором и работать с ними возможно только при красном освещении. Теперь слой, на котором нанесены письмена, засвечен. Ловко, ничего не скажешь. Я с таким сталкиваюсь впервые. Генерал сдвинул мохнатые брови и угрожающе засопел. В комнате стало тихо — надвигалась буря. Однако гром так и не грянул. — Идемте, Фандорин, — упавшим голосом произнес начальник Третьего отделения. — Вам надо закончить работу. Две последние записи в шифровке разгадать так и не удалось — это были сведения, поступившие в последний день, тридцатого июня, и Фандорин их опознать не смог. Настало время подводить итоги. Прохаживаясь по кабинету, усталый генерал Мизинов рассуждал вслух. — Итак, соберем то немногое, чем мы располагаем. Существует некая интернациональная организация с условным названием «Азазель». Судя по количеству карточек, прочесть которые мы уже никогда не сможем, в ней состоит 3854 члена. О сорока семи из них, точнее о сорока пяти, поскольку две записи не расшифрованы, мы кое-что знаем. Однако немногое — лишь национальную принадлежность и занимаемое положение. Ни имени, ни возраста, ни адреса… Что нам известно еще? Имена двух покойных азазельцев — Каннингема и Бриллинга. Кроме того, в Англии есть Амалия Бежецкая. Если ваш Зуров ее не убил, если она по-прежнему в Англии и если ее, действительно, зовут именно так… «Азазель» действует агрессивно, не останавливается перед убийствами, тут явно есть некая глобальная цель. Но какая? Это не масоны, потому что я сам член масонской ложи, и не из рядовых. Хм… Учтите, Фандорин, вы этого не слышали. Эраст Петрович смиренно потупился. — Это не социалистический Интернационал, — продолжил Мизинов, — потому что у господ коммунистов на такие дела кишка тонка. Да и не мог Бриллинг быть революционером — это исключено. Чем бы он там втайне ни занимался, но нигилистов мой дорогой помощник ловил всерьез и весьма успешно. Что же тогда «Азазелю» нужно? Ведь это самое главное! И никаких зацепок. Каннингем мертв. Бриллинг мертв. Николай Круг — простой исполнитель, пешка. Негодяй Пыжов мертв. Все концы обрублены… — Лаврентий Аркадьевич возмущенно развел руками. — Нет, я решительно ничего не понимаю! Я знал Бриллинга более десяти лет. Я сам вывел его в люди! Сам нашел его! Посудите сами, Фандорин. В бытность харьковским генерал-губернатором я проводил всевозможные конкурсы среди гимназистов и студентов, чтобы поощрить в молодом поколении патриотические чувства и стремление к полезным преобразованиям. Мне представили тощего, нескладного юношу, гимназиста выпускного класса, который написал очень дельное и страстное сочинение на тему «Будущее России». Поверьте мне, по духу и биографии это был настоящий Ломоносов — без роду и племени, круглый сирота, выучился на медяки, сдал экзамены сразу в седьмой класс гимназии. Чистый самородок! Я взял над ним шефство, назначил стипендию, определил в Петербургский университет, а потом принял к себе на службу и ни разу об этом не пожалел. Это был лучший из моих помощников, мое доверенное лицо! Он сделал блестящую карьеру, перед ним были открыты все дороги! Какой яркий, парадоксальный ум, какая инициативность, какая исполнительность! Господи, да я собирался дочь за него выдать! — Генерал схватился рукой за лоб. Эраст Петрович, уважая чувства высокого начальства, выдержал тактичную паузу и кашлянул. — Ваше высокопревосходительство, я тут подумал… Зацепок, конечно, немного, но все-таки кое-что есть. Генерал тряхнул головой, словно прогоняя ненужные воспоминания, и сел за стол. — Слушаю. Говорите, Фандорин, говорите. Никто лучше вас не знает эту историю. — Я, собственно, вот о чем… — Эраст Петрович смотрел в список, подчеркивая что-то карандашом. — Тут сорок четыре человека — двоих мы не разгадали, а действительный статский советник, то есть Иван Францевич, уже не в счет. Из них по меньшей мере восьмерых не так трудно вычислить. Ну подумайте сами, ваше высокопревосходительство. Сколько начальников охраны может быть у бразильского императора? Или номер 47F — бельгийский директор департамента, отправлено 11 июня, получено 15-го. Установить, кто это, будет легко. Это уже двое. Третий: номер 549F — вице-адмирал французского флота, отправлено 15 июня, получено 17-го. Четвертый: номер 1007F — новоиспеченный английский баронет, отправлено 9 июня, получено 10-го. Пятый: номер 694F — португальский министр, отправлено 29 мая, получено 7 июня. — Это мимо, — перебил генерал, слушавший с чрезвычайным вниманием. — В Португалии в мае сменилось правительство, так что все министры в кабинете новые. — Да? — расстроился Эраст Петрович. — Ну хорошо, значит, получится не восемь, а семь. Тогда пятым американец: номер 852F — заместитель председателя сенатского комитета, отправлено 10 июня, получено 28-го, как раз при мне. Шестой: номер 1042F, Турция, личный секретарь принца Абдул-Гамида, отправлено 1 июня, поступило 20-го. Это сообщение особенно заинтересовало Лаврентия Аркадьевича. — В самом деле? О, это очень важно. И прямо 1 июня? Так-так. 30 мая в Турции произошел переворот, султана Абдул-Азиза свергли, и новый правитель Мидхат-паша возвел на престол Мурада V. А на следующий же день назначил к Абдул-Гамиду, младшему брату Мурада, нового секретаря? Скажите, какая спешность! Это крайне важное известие. Уж не строит ли Мидхат-паша планов избавиться и от Мурада, а на трон посадить Абдул-Гамида? Эхе-хе… Ладно, Фандорин, это не вашего ума дело. Секретаря мы установим в два счета. Я нынче же свяжусь по телеграфу с Николаем Павловичем Гнатьевым, нашим послом в Константинополе, мы давние приятели. Продолжайте. — И последний, седьмой: номер 1508F, Швейцария, префект кантональной полиции, отправлено 25 мая, поступило 1 июня. Остальных вычислить будет много труднее, а некоторых даже невозможно. Но, если определить по крайней мере этих семерых и установить за ними негласное наблюдение… — Дайте сюда список, — протянул руку генерал. — Немедленно распоряжусь, чтобы в соответствующие посольства отправили шифровки. Видимо, придется вступить в сотрудничество со специальными службами всех этих стран. Кроме Турции, где у нас прекрасная собственная сеть… Знаете, Эраст Петрович, я был резок с вами, но вы не обижайтесь. Я очень ценю ваш вклад и все такое… Просто мне было больно… Из-за Бриллинга… Ну, вы понимаете. — Понимаю, ваше высокопревосходительство. Я и сам, в некотором смысле, не меньше вашего… — Вот и хорошо, вот и отлично. Будете работать у меня. Разрабатывать «Азазель». Я создам особую группу, назначу туда самых опытных людей. Мы непременно распутаем этот клубок. — Ваше высокопревосходительство, мне бы в Москву съездить… — Зачем? — Хотелось бы потолковать с леди Эстер. Сама она, будучи особой не столько земной, сколько небесной, (здесь Фандорин улыбнулся) вряд ли была посвящена в суть истинной деятельности Каннингема, но знает этого господина с детства и вообще могла бы поведать что-нибудь полезное. Не надо бы с ней официально, через жандармерию, а? Я имею счастье немного знать миледи, она меня не испугается, да и по-английски я говорю. Вдруг еще какая-то зацепка обнаружится? Может быть, через прошлое Каннингема на что-нибудь выйдем? — Что ж, дело. Поезжайте. Но на один день, не дольше. Сейчас отправляйтесь спать, мой адъютант определит вас на квартиру. А завтра вечерним поездом в Москву. Если повезет, к тому времени уже поступят первые шифровки из посольств. Утром 28-го вы в Москве, беседуете с леди Эстер, а вечером извольте обратно, и сразу ко мне с докладом. В любое время, ясно? — Ясно, ваше высокопревосходительство. * * * В коридоре вагона первого класса поезда «Санкт-Петербург — Москва» очень важный пожилой господин с завидными усами и подусниками, с бриллиантовой булавкой в галстуке, курил сигару, с нескрываемым любопытством поглядывая на запертую дверь купе номер один. — Эй, любезный, — поманил он пухлым пальцем кстати появившегося кондуктора. Тот мигом подлетел к сановному пассажиру и поклонился: — Слушаю-с. Барин взял его двумя пальцами за воротник и приглушенно забасил: — Молодой человек, что в первом едет — кто таков? Знаешь? Уж больно юн. [/QUOTE]
Вставить цитаты…
Ответить
Главная
Форумы
РАЗДЕЛ ДОСУГА С БАНЕЙ
Библиотека
Акунин "Азазель"