Меню
Главная
Форумы
Новые сообщения
Поиск сообщений
Пользователи
Зарегистрированные пользователи
Текущие посетители
Наш YouTube
Наш РЦ в Москве
Пожертвования
Вход
Регистрация
Что нового?
Поиск
Поиск
Искать только в заголовках
От:
Новые сообщения
Поиск сообщений
Меню
Главная
Форумы
РАЗДЕЛ ДОСУГА С БАНЕЙ
Библиотека
Мияш "Одиссея батьки Махно"
JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.
Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нём некорректно.
Вам необходимо обновить браузер или попробовать использовать
другой
.
Ответить в теме
Сообщение
<blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 387840" data-attributes="member: 1"><p>И тут явился из вагона Александр Лепетченко, командир чёрной гвардии.</p><p></p><p>— Ну а поезд-то когда?</p><p></p><p>— Какой поезд, Саша? Ты же видишь, что творится, — отвечал ему сияющий Нестор. — Там уже наверняка тюрьму открыли и всех выпустили.</p><p></p><p>— Жаль, — вздохнул Лепетченко.</p><p></p><p>— Опять пострелять захотелось? Мало тебе было Кассена.</p><p></p><p>— Нестор Иванович, я же вам говорил, что он бежал с-под стражи, пришлось стрелять.</p><p></p><p>— Ладно, ладно, верю, Саша. Давай посоветуемся с народом. Что он скажет.</p><p></p><p>Митинговали недолго, большинство высказалось за возвращение в Гуляйполе, каждому хотелось ворваться в родное село с радостной вестью.</p><p></p><p>Хорошо что не уехали в обрат кучера и коноводы, откармливали лошадей после скачки от Гуляйполя до станции. И помчались назад тачанки, брички, обгоняя друг друга, под песни, мат и охрипшую гармошку.</p><p></p><p>В одной из деревень раздобыли самогону.</p><p></p><p>— Всем по чарке, — распорядился Лепетченко.</p><p></p><p>И первую налили Махно.</p><p></p><p>— Нестор Иванович, двинь речуху.</p><p></p><p>Махно поднял стакан, окинул взором знакомые лица и почувствовал, как перехватило ему горло: «Только б не заплакать».</p><p></p><p>— Товарищи... — молвил прерывающимся голосом такое дорогое слово. — Товарищи, за свободу.</p><p></p><p>И выпил под одобрительный гул черногвардейцев, «речуха» понравилась.</p><p></p><p>Загудело, возликовало Гуляйполе, стихийные митинги возникали то на площади, то в парке, то в клубе. Сразу объявилось сонмище ораторов, на трибуну лезли кому не лень, всякий хотел высказаться. Свобода ведь.</p><p></p><p>— Товарищи, вы знаете меня, — кричал невзрачный мужичонка. — Я всю жисть как есть... это самое... А ныне вон как... Я слов не нахожу... Да кабы это ране случилось...</p><p></p><p>Косноязычие оратора раздражало толпу. Кричали весело и дерзко:</p><p></p><p>— Иди случай быка с тёлкой. Долой!</p><p></p><p>Дружный хохот сбивал, оратор оглядывался с мольбой на председателя Серёгина, ища поддержки:</p><p></p><p>— Григорий Иванович, не дають говорить.</p><p></p><p>Серёгин разводил руками: ничего, мол, не попишешь, свобода. А толпа свистела, улюлюкала:</p><p></p><p>— Долой, долой!</p><p></p><p>Не успел сойти мужичонка, как явился на трибуне здоровенный детина. У этого глотка лужёная, его не перекричишь:</p><p></p><p>— Да здравствует Центральная Рада! Уси кацапы и жиды геть с неньки Украины!</p><p></p><p>Того дюжее взвыла толпа:</p><p></p><p>— Долой! В шею его! В загривок!</p><p></p><p>— Серёгин, кому слово даёшь? Гони его.</p><p></p><p>Председатель разводит руками: свобода.</p><p></p><p>— Давай Нестора-а... Махну слово.</p><p></p><p>Нестор Иванович поднимается на трибуну, притихает толпа.</p><p></p><p>— Во-первых, хочу ответить предыдущему оратору. В Гуляйполе и вообще в нашем крае издавна бок о бок живут и трудятся украинцы, русские, евреи, греки, немцы и бросать шовинистический лозунг здесь — это ссорить нас, звать к кровопролитию. Мы, анархисты, никогда не позволим этого. У нас есть другой общий враг — это капитал, это буржуи. Вот против кого мы должны подымать мозолистый кулак трудящегося человека. Дорогие товарищи гуляйпольцы, вы явились провозвестниками этой революции. Мы ещё летом прогнали помещиков, отобрали у них землю, на заводах и фабриках рабочие профсоюзы шаг за шагом завоёвывают власть, диктуя хозяевам условия, выгодные рабочему классу.</p><p></p><p>— Нестор Иванович, скажи за Раду, — крикнул кто-то.</p><p></p><p>— Центральная Рада, товарищи, ратует за отделение Украины от России. Вы только что слышали голос одного из её холуёв. Это власть буржуазно-шовинистическая, и мы выступаем против неё, мы остаёмся частью великой революционной России.</p><p></p><p>— Долой Центральную Раду! Долой, долой!</p><p></p><p>Для Махно только и передышка от выступлений отъезд в коммуну к жене, но и там более двух дней не дают ему быть. Скачут посыльные от Совета:</p><p></p><p>— Нестор Иванович, вас выбрали председателем ревкома. Ждут.</p><p></p><p>Для Махно это уже кажется само собой разумеющимся, это уже льстит его самолюбию, хотя не очень-то стыкуется с его анархистскими взглядами: любая власть — враг трудящихся.</p><p></p><p>— Но что делать, Настенька, — оправдывается он перед женой. — Народ зовёт, и я обязан подчиниться. Революционная дисциплина.</p><p></p><p>И он является в Гуляйполе, его новая должность — председатель ревкома — едва ли не самая высшая власть в посёлке. Не успел вступить в неё, как из Александровского ревкома призыв-бумага:</p><p></p><p>«Товарищ Махно, вам надлежит немедленно с вашей революционной гвардией прибыть в Александровск и помочь нам разоружить казаков, возвращающихся с фронта на Дон. Мы не должны допустить усиления атамана Каледина, ярого монархиста и контрреволюционера. С революционным приветом Лепик, Никифорова».</p><p></p><p>Махно понимает, что с его черногвардейцами разоружить казаков, едущих с фронта на родину, дело безнадёжное. Это с помещиками, у которых два-три ружья да сабля, да пять-шесть охранников легко было. А казаки перещёлкают гвардейцев как куропаток. Надо создавать большой вооружённый отряд.</p><p></p><p>2 января 1918 года началось заседание Гуляйпольского Совета крестьянских и рабочих депутатов, совместно с профсоюзами и всей группой анархо-коммунистов.</p><p></p><p>Махно ознакомил присутствующих с письмом из уездного ревкома.</p><p></p><p>— Давайте вместе решать как быть, товарищи. Дело очень серьёзное, не забывайте, что революцию 1905 года подавляли именно казаки.</p><p></p><p>— Надо вооружать всех, кто только сможет носить оружие.</p><p></p><p>— А где его взять?</p><p></p><p>— Как где? А то, что полк разоружали.</p><p></p><p>— Его растащили по хатам.</p><p></p><p>— Ну и что? Отобрать у тех, кто не хочет в отряд, вооружить добровольцев.</p><p></p><p>— Ищи их сейчас.</p><p></p><p>— А что искать. У Белаша есть список. Верно, Виктор?</p><p></p><p>— Есть, — признался Белаш.</p><p></p><p>— Ну вот.</p><p></p><p>— А зачем нам идти в Александровск. Окопаемся здесь, встретим тут у дома казаков.</p><p></p><p>— Э-э, нет, если они до нас вооружёнными дойдут, от нас пух и перья посыплются. Они ж фронтовики. А мы? Александровцы правы — казаков надо встречать перед Кичкасским мостом, там можно и пушки поставить.</p><p></p><p>Почти сутки продолжались дебаты в Совете, но всё же под конец согласились все: казаков с вооружением на Левобережье пускать нельзя, надо срочно формировать отряд и под командой товарища Махно вести в помощь александровцам.</p><p></p><p>— Товарищи, — взмолился Махно. — Я человек не военный, в армии и дня не служил. Выберите из бывших фронтовиков кого.</p><p></p><p>— Вот те раз. А мы на тебя так надеялись. Кого ж ты сам предложишь нам, Нестор Иванович?</p><p></p><p>— Да хошь бы моего брата Саву, он японскую прошёл, пороха понюхал.</p><p></p><p>— Ладно, — согласился Серёгин и, окинув взором осоловевших от бессонной ночи делегатов, спросил: — Кто за то, чтоб отрядом командовал Савелий Иванович Махно? Так. Кажется единогласно.</p><p></p><p>— Но пущай рядом будет Нестор Иванович, — крикнули из зала.</p><p></p><p>— Ладно. Буду, — согласился Нестор. — Я отвечаю за связь с Гуляйполем и ревкомом.</p><p></p><p></p><p>Прибытию гуляйпольцев особенно радовался военком Богданов:</p><p></p><p>— Вы молодцы, что так скоро откликнулись. Надо надёжно оседлать Кичкасский мост. Мы уже установили пушки, пулемёты. Только, пожалуйста, постарайтесь миром сговориться. На той стороне едва не впритык восемнадцать эшелонов с казаками. Была б им возможность развернуться, они бы нас мигом раздавили.</p><p></p><p>— Постараемся, — хмурился Савелий Махно. — Им, чай, война тоже обрыдла.</p><p></p><p>— Нажимайте на рядовых, они всё поймут, — советовал Нестор. — Ну а с офицерами не церемоньтесь.</p><p></p><p>Перед отправкой на позицию Сава пенял Нестору:</p><p></p><p>— Моё воинство токо на вид страшное. В пулемётных лентах красуются, кинжалами, гранатами увешаны, а начнись бой — разбегутся как тараканы.</p><p></p><p>— А тебе что военком сказал: боя надо избежать. Начнёте драку, они вас мигом в Днепр спихнут. Не столько грозитесь, сколько уговаривайте. Рядовые казаки те же крестьяне, что и вы, у них война тоже в печёнках сидит.</p><p></p><p>Проводив гуляйпольцев на позицию, Нестор явился в ревком и первым делом поинтересовался:</p><p></p><p>— Как у вас т.юрьма?</p><p></p><p>— Ты что имеешь в виду? — нахмурился председатель Лепик.</p><p></p><p>— Разгрузили или нет? Вот что я имею.</p><p></p><p>— Нам, брат, не до тюрьмы. С той стороны казаки нависли, от Киева гайдамаки ползут. Военком Богданов мечется, не знает где и кем дыры затыкать.</p><p></p><p>— Ты, товарищ, наверно, не сидел в ней, — разозлился Махно, повышая голос. — А я десять лет гнил. Из них почти два года, вот, в Александровской, в вашей.</p><p></p><p>— Она не моя, — огрызнулся Лепик.</p><p></p><p>— Ах, не твоя, — не успокаивался Нестор. — Значит, моя? Так? Раз я сидел, значит, моя. Да?</p><p></p><p>— Товарищ Махно, — вмешался эсер Миргородский. — Успокойся. Своих товарищей мы сразу оттуда выхватили, там осталась одна шушера да ещё Богданов кой-кого из буржуев нахватал.</p><p></p><p>— Так, давай, товарищ Махно, мы выдадим тебе мандат председателя следственной комиссии, вот и разгружай тюрьму, если сможешь.</p><p></p><p>— Смогу, — сверкнул глазами Махно. — Выписывай мандат.</p><p></p><p></p><p>К тюрьме они ехали в пролётке вместе с Миргородским, тот посвящал Махно в обстановку:</p><p></p><p>— В Александровске сейчас власть большевиков и левоэсеровского блока. Центральная Рада шлёт на нас гайдамаков, красногвардейцы дерутся с ними, а тут ещё и казаки. С севера наши идут на Киев под командованием Антонова-Овсеенко. Для Рады это страшней немцев, и Грушевский ведёт с австро-венграми переговоры о союзе. Ему край как хочется оторвать Украину от России, он готов из-за этого вступить в союз с самим чёртом.</p><p></p><p>— А говорят, был революционер, в Сибири ссылку отбывал.</p><p></p><p>— Был. А теперь вот премьер-министр Рады, отъявленный шовинист.</p><p></p><p>В кабинете начальника тюрьмы Савина Миргородский представил Махно:</p><p></p><p>— Вот, Иван Терентьевич, товарищ Махно — председатель следственной комиссии, назначен ревкомом, ему поручено разгрузить тюрьму.</p><p></p><p>— Господи, наконец-то вспомнили о нас, — взмолился Савин. — А то Керенский сажал, Рада сажала, а теперь большевики, а у меня ж т.юрьма не резиновая.</p><p></p><p>— В двадцать первой сколько сейчас? — спросил Махно.</p><p></p><p>— Секундочку, — Савин заглянул в бумаги. — Двадцать две души.</p><p></p><p>— Мы там в восьмером сидели, — проворчал Нестор. — Список есть?</p><p></p><p>-— Есть, а как же. Вот, — тюремщик протянул лист. — Простите, как я понял, вы тоже тут сиде... бывали?</p><p></p><p>— Бывал, бывал, — пробормотал Нестор, углубляясь в бумагу. — Как я вижу, тут больше половины ещё Керенским да Радой посажено. Что ж это творится? После октябрьского переворота всюду открывали тюрьмы. А вы?</p><p></p><p>— Но я без приказа властей не волен. Да-с.</p><p></p><p>— В таком случае я волен. Вот мой мандат. — Нестор подал Савину бумагу. Тот внимательно прочёл её, взглянул вопросительно на Миргородского.</p><p></p><p>— Да, да, Иван Терентьевич, товарищу Махно даны полномочия. Я подтверждаю.</p><p></p><p>— Идёмте по камерам, — сказал решительно Махно.</p><p></p><p>Когда подошли к двадцать первой и открыли дверь, Нестор достал бумагу, начал громко выкрикивать:</p><p></p><p>— Васильчук!</p><p></p><p>— Я, — раздался отзыв из глубины камеры.</p><p></p><p>— Выходите с вещами.</p><p></p><p>Заключённый бледный, испуганный появился на выходе с жалким узелком.</p><p></p><p>— Вы свободны, Васильчук, можете идти. И только.</p><p></p><p>— Ой... Господи, — лепетал тот, едва сдерживая слёзы. — Значит, есть правда... Есть...</p><p></p><p>— Есть, есть. Проходи, Васильчук. Алферов?</p><p></p><p>— Я.</p><p></p><p>— Выходи с вещами, ты свободен.</p><p></p><p>— Холявко, с вещами. Да поживей.</p><p></p><p>В удивлении переглядывались Савин с Миргородским. В течение четверти часа Махно выпустил из камеры более половины арестантов. Когда воротились в кабинет, Миргородский наконец вымолвил:</p><p></p><p>— Нестор Иванович, так же нельзя. Эдак через пару дней вы опустошите тюрьму.</p><p></p><p>— Хорошо бы, — серьёзно сказал Махно. — Тогда я смог бы наконец взорвать её к чертям собачьим.</p><p></p><p>— Кха-кхмы, — поперхнулся Савин. — Как же без тюрьмы? Нельзя-с.</p><p></p><p>— Мы б вам другую работу нашли, товарищ. В одной из камер я заметил, или мне показалось, гражданина Михно.</p><p></p><p>— Да. Он у нас.</p><p></p><p>— Пожалуйста, распорядитесь, пусть его приведут сюда.</p><p></p><p>— Но учтите, он посажен, как контра.</p><p></p><p>— Я знаю без вас, кто он есть.</p><p></p><p>Когда Михно вошёл в кабинет начальника тюрьмы, за столом Савина сидел Махно.</p><p></p><p>— Садитесь, гражданин комиссар, — указал на стул Нестор. И когда тот сел, представился ему: — Я — Махно.</p><p></p><p>— Я догадываюсь, — сказал арестант.</p><p></p><p>— Некоторые считают нас почти родственниками. Смешно. Правда? — спросил Нестор, даже не улыбнувшись. — Михно-Махно.</p><p></p><p>Михно пожал плечами и промолчал, понимая, что это не главное.</p><p></p><p>— Ну так вот, гражданин комиссар, в своё время, будучи у власти, вы беспрекословно исполнили мой приказ, а именно освободили из тюрьмы нашего боевого товарища Марию Никифорову. Я отвечаю вам взаимностью. Сейчас вы будете отпущены на свободу, но... с условием.</p><p></p><p>— К-какое условие?</p><p></p><p>— Вот здесь, сейчас, вы при свидетелях дадите честное слово, что не станете никому мстить или служить нашим врагам. Вы, конечно, знаете, кого я имею в виду. Вы не станете хвататься за оружие, когда у вас будут отнимать поместье, а это вот-вот случится, время-то видите какое. У вас, надеюсь, достанет ума смириться с этим. Итак, гражданин Михно, вы согласны выйти на свободу под это честное слово?</p><p></p><p>— С-согласен, — кивнул Михно и в уголке глаз его сверкнули слёзы. — И-и благодарю вас.</p><p></p><p>— Ну что ж, товарищи, — оглядел Махно присутствующих свидетелей. — Поверим честному слову комиссара Михно?</p><p></p><p>«Свидетели» промолчали, но Нестор не растерялся:</p><p></p><p>— Молчание — знак согласия. Вы свободны, Михно. Ступайте, и чтоб я больше не видел вас в этой яме. Имейте гордость.</p><p></p><p>Когда обалдевший от счастья Михно удалился, Савин спросил:</p><p></p><p>— А как я оправдаюсь перед Богдановым?</p><p></p><p>— Вы думаете, военком помнит, кого он упёк сюда? Впрочем, мы составим акт или протокол, как он там называется, и все трое подпишем.</p><p></p><p>Миргородский засмеялся:</p><p></p><p>— А потом сядем вместо вашего Михно.</p><p></p><p>— Эх вы, революционеры, — молвил, не скрывая неприязни, Нестор.</p><p></p><p><em><strong>9. Я поверил в вас</strong></em></p><p>Конечно, такая «разгрузка» тюрьмы не очень понравилась в Александровском ревкоме, но в глаза сказать об этом товарищу Махно никто не решился.</p><p></p><p>— Надо найти предлог и отправить его назад в Гуляйполе, — посоветовал Миргородский.</p><p></p><p>— Но ведь он сразу уведёт гуляйпольский отряд, а тот уже начал обезоруживать казаков, — отвечал председатель Лепик. — Вы ведь тоже революционер, должны как-то договариваться с ним. Влиять на него.</p><p></p><p>— С ним договоришься. Он уже спрашивал у меня, где достать побольше динамита? Хочет взорвать тюрьму.</p><p></p><p>— Господи, только этого нам ещё не хватало.</p><p></p><p>— т.юрьма, говорит Махно, это символ царского деспотизма, это мир насилия. И провозглашая свободу, мы должны уничтожить этот символ.</p><p></p><p>— Фантазёр, — резюмировал Лепик. — Впрочем, все анархисты витают в облаках фантазий князя Кропоткина. Ничего, суровая действительность вас живо протрезвит.</p><p></p><p>— Позвольте заметить, товарищ Лепик, что я эсер, не анархист. Так как всё-таки решим с Махно?</p><p></p><p>— Как, как? Вот пропустим на Дон казачьи эшелоны, там что-нибудь придумаем. Ваше дело, Миргородский, притормаживать Махно и уж ни в коем случае не приискивать ему динамита.</p><p></p><p>— Я что, сумасшедший?</p><p></p><p>— Обставьте разгрузку кучей формальностей, допросы, анкеты, справки, отчёты и наконец обязательно резолюцию ревкома. Мою резолюцию. А уж я постараюсь не спешить с ней.</p><p></p><p>— А как дела с разоружением казаков? — спросил Миргородский, решив сменить тему разговора.</p><p></p><p>— Да вроде сдвинулось. Первый эшелон пропустили. Рядовые казаки без спору сдают оружие, только просят оставить им коней и сёдла, а вот с офицерами тяжелее. Некоторых несговорчивых гуляйпольцы сбрасывают в Днепр, благо там полынья под берегом.</p><p></p><p>— Варварство, — заметил Миргородский.</p><p></p><p>— Вы белоручка, Миргородский. Если б казаки прорвались на Левобережье с оружием, то нас с вами спустили бы под лёд и не поморщились. Тут выбирать не из чего, либо они нас, либо мы их. Лучше мы.</p><p></p><p>Однако медлить ревкому не приходилось. Войска Центральной Рады заняли Екатеринослав [7] и теперь под угрозой оказался Александровск. Махно вызвали в ревком.</p><p></p><p>— Спасибо за помощь, товарищ Махно, — дипломатично заговорил Лепик. — Ваш отряд отлично справился со своей задачей. Казаки отбыли.</p><p></p><p>— Завалив город конским навозом, — усмехнулся Нестор.</p><p></p><p>— Ну, что делать? С этим как-нибудь управимся. Я что хотел вам сказать, Нестор Иванович, вам с отрядом, видимо, надо уходить в родные края. Не дай бог гайдамаки вздумают обходить Александровск, ваше Гуляйполе некому защитить будет.</p><p></p><p>— Нам необходимо оружие. Казаков мы зря что ли разоружали?</p><p></p><p>— Тысячи полторы-две винтовок мы сможем выделить, товарищ Махно. Но ведь и нам надо будет вооружать горожан, когда накатятся гайдамаки.</p><p></p><p>— А патроны?</p><p></p><p>— Патронов, увы, нет. Но на станции Пологи находится товарищ Беленкович — начальник южного резерва. Попробуйте с ним договориться. У него должны быть патроны и снаряды.</p><p></p><p>Ещё в поезде, направлявшемся из Александровска на Пологи, Махно обсудил со своими помощниками ситуацию.</p><p></p><p>— У начальника южного резерва Беленковича есть оружие, давайте подумаем, как уговорить его, чтоб нам не было отказа.</p><p></p><p>— Надо, прежде чем заикаться об оружии, угостить его как следует, — сказал Сава Махно. — Показать ему наше уважение.</p><p></p><p>— Точно, — поддержал Лепетченко, — за чаркой легче всего договориться. Я, например, собутыльнику ни в чём не отказываю.</p><p></p><p>На том и порешили «уважить» товарища Беленковича, чтоб у того и мысль не явилась отказать товарищам революционерам.</p><p></p><p>— Значит, так, товарищи, я приглашу Беленковича к нам в Гуляйполе, завезу в нашу коммуну. Глядите, чтоб кто-нибудь раньше времени не вякнул об оружии, — предупредил Махно.</p><p></p><p>— А тебе, Саша, надо свою чёрную гвардию к параду подготовить. Сейчас приедем, разбегутся все по домам. Предупреди. Пусть прогарцуют перед высоким гостем. Под кого-то оружие надо будет просить. Виктор, по приезду озаботься, чтоб в штабе всё ладом было. Подметено и прочее, караульные, рассыльные. Я с ним приеду из коммуны, там чтоб была самогонка, закусь.</p><p></p><p>— Нестор Иванович, так нельзя.</p><p></p><p>— Почему?</p><p></p><p>— В штабе не должно быть ни закуски, ни тем более самогонки. Он может подумать, мол, у них не штаб, а пивная.</p><p></p><p>— Ну смотри, Витя, тебе видней, ты начальник штаба. Тогда ты, Сава, забеги к маме и помоги ей с приготовлением да и свою жену подключи. Ну и, конечно, первачка расстарайся.</p><p></p><p>Поезд, въезжая на станцию Пологи, ещё не успел остановиться, как с подножек стали спрыгивать самые нетерпеливые. На платформе толпились кучера, коноводы и особенно много женщин, прибывших встречать своих воинов-гуляйпольцев. Привокзальная площадь была забита телегами, тачанками, засёдланными конями. Среди встречающих Махно увидел Председателя Совета Серёгина, помахал ему рукой.</p><p></p><p>— Виктор, Сава, давайте возглавляйте колонну и двигайте. А мы с Григорием Ивановичем пойдём к военкому. Выедем позже, заедем в нашу коммуну, так что у вас хватит время подготовить встречу.</p><p></p><p>Махно с Серёгиным направились в комендатуру, где и нашли начальника южного резерва Беленковича. Это оказался молодой, улыбчивый белокурый человек в короткой бекеше и в мерлушковой фуражке.</p><p></p><p>— О-о, товарищ Махно, — воскликнул он после представления гостей. — Давно хотел с вами познакомиться. Очень рад. Я слышал, что вы ещё при Керенском создали коммуны в поместьях.</p><p></p><p>— Да. Пока у нас три коммуны.</p><p></p><p>— Как бы мне хотелось посмотреть их.</p><p></p><p>— Я буду только рад, товарищ Беленкович, показать вам свою коммуну, — молвил Нестор, действительно ликуя в душе, что Беленкович сам напросился в гости. — Тачанка ждёт нас.</p><p></p><p>В дороге Беленкович интересовался новостями из Александровска, с фронта. Вздыхал:</p><p></p><p>— Да, новости нерадостные, чего уж там. Богданову с такой армией трудно сдерживать гайдамаков. А если ещё Рада австрияков позовёт, то нам тугенько придётся. Ох, тугенько.</p><p></p><p>— Народ надо подымать, товарищ Беленкович, — сказал Махно. — Если весь наш народ подымется, то никакие австрияки Раде не помогут.</p><p></p><p>— Вы правы, товарищ Махно. Но народ ведь ещё надо обучить военному делу. А где время взять?</p><p></p><p>— И оружие, — вздохнул в тон Нескор, покосившись на начюжа.</p><p></p><p>— Конечно, — согласился тот. — И с оружием у нас увы...</p><p></p><p>«Неужто у него нет оружия, — подумал Махно. — Сватаем, а «невеста» вдруг без приданного. Вот смеху будет. Но ведь Лепик сказал, что у него есть патроны. Впрочем, будем ковать железо, раз уж разогрели».</p><p></p><p>Коммуна, видимо, предупреждённая Белашом, приготовилась, даже успели двор подмести, и все коммунары были заняты делом. В сарае постукивала веялка, от кузницы доносился звон железа, в коровнике очищали ясли от объедков, грузили на телеги навоз.</p><p></p><p>Прямо к тачанке спешил улыбающийся Баскин.</p><p></p><p>— Здравствуй, Рувим. Вот знакомься, наш гость — начальник южного резерва товарищ Беленкович, очень интересуется коммунами. Давай знакомь, объясняй.</p><p></p><p>Беленкович с искренней заинтересованностью и даже с восторгом знакомился с коммуной, слушая объяснения Баскина. Побывал в кузнице, в коровнике. Там среди женщин увидел Махно и свою жену. Кивнул ей приветливо. Настя зарделась, но подходить к мужу не стала, видимо, стесняясь своего вида. И Нестор в душе вполне одобрил её. Ему тоже показалось неловко представлять гостю Настю, эту подурневшую от беременности, одетую в какой-то балахон бабу в мужских сапогах: вот, мол, моя жена.</p><p></p><p>Побывал гость даже в столовой, где его покормили горошницей, заправленной салом.</p><p></p><p>— А что ж вы не садитесь? — спросил Беленкович Баскина.</p><p></p><p>— Я с коммунарами, до обеда ещё час с лишним.</p><p></p><p>И это понравилось Беленковичу:</p><p></p><p>— Молодцы, живут по распорядку.</p><p></p><p>И все семь вёрст до Гуляйполя он говорил с воодушевлением:</p><p></p><p>— Вот, пожалуйста, настоящее советское коммунистическое хозяйство. Вы просто молодцы, товарищи, вы прямо провидцы...</p><p></p><p>Махно с Серёгиным переглядывались: «Ну, кажется, всё идёт ладом. Понравились мы начюжу».</p><p></p><p>Въехали в Гуляйполе, промчались по улице. Подъехали к штабу, в дверях стоял часовой с винтовкой, подсумком. В штабе за столом сидел Белаш с таким деловым видом, словно решал стратегическую задачу. Пол был помыт и даже выскоблен, чего здесь отродясь не делалось. «Вот это зря, — подумал Махно. — Перестарался Виктор, гость сразу догадается: показуха».</p><p></p><p>— А это наш начальник штаба, Виктор Фёдорович Белаш.</p><p></p><p>— Очень приятно, — пожал руку Белашу Беленкович.</p><p></p><p>— А где Лепетченко? — спросил Махно.</p><p></p><p>— Он с гвардейцами на Соборной площади.</p><p></p><p>— На площади Павших Борцов, — поправил Махно своего начальника штаба.</p><p></p><p>— Да, да, на площади Павших Борцов, — поправился Белаш. — Я по привычке.</p><p></p><p>Однако, когда они пришли на площадь, Махно пожалел, что вспомнил о гвардейцах. Их там было чуть более полусотни. Под такую «армию» просить оружие? Но выручил Лепетченко, подскакав к начальству, он доложил:</p><p></p><p>— Нестор Иванович, полк я распустил по домам, хлопцы ж давно дома не были.</p><p></p><p>— Ну и правильно сделал, — сказал Махно, вполне оценив выдумку Александра.</p><p></p><p>— Вот только штабная сотня, гвардейцы.</p><p></p><p>— Ну что ж, пройдись на рысях перед нами.</p><p></p><p>Лепетченко поскакал к «сотне», скомандовал:</p><p></p><p>— Эскадрон-н, за мною... рысью... Марш!</p><p></p><p>Сделав полукруг, заехали от Собора и, стараясь держать равнение по четыре, пронеслись перед начальством. Потом, завернув в конце, выхватили клинки, взяли их «под высь» и промчались мимо начальства, сверкая шашками со свистом и ором. Это развеселило Беленковича.</p><p></p><p>— Ну, джигиты, ну башибузуки!</p><p></p><p>С площади Махно повёл гостя к себе домой. Сели за стол.</p><p></p><p>— Ну за что выпьем? — спросил Махно и тут же предложил: — Давайте за победу нашей революции.</p><p></p><p>Чокнулись стаканами, выпили. Закусывали жареной картошкой и квашеной капустой. Сава уже без команды, привстав, снова наполнял стаканы.</p><p></p><p>— Ну а теперь я предлагаю выпить за ваш коммунистический опыт, товарищи, — сказал Беленкович. — Я имею в виду вашу коммуну. Вы её создали в таких условиях, в окружении врагов, недоброжелателей. Я даже не нахожу слов, чтоб выразить вам моё восхищение.</p><p></p><p>Выпили. Махно поставил стакан, сказал, как бы продолжая мысль гостя:</p><p></p><p>— Вот вы сказали, товарищ Беленкович, мол, в окружении врагов. И это верно. Так вот посоветуйте, как нам быть? У врагов наших есть всё — ружья, пушки, деньги. А у нас? Только энтузиазм да идея. Мы что, вилами да граблями будем врага встречать?</p><p></p><p>— У вас что? Нет оружия?</p><p></p><p>— Есть, конечно, но разве то оружие. Слёзы. А патронов? Хоть орехами заряжай.</p><p></p><p>— Товарищи, дорогие мои, да я вам дам патронов — хоть засыпьтесь.</p><p></p><p>— Сколько? — спросил Нестор сразу осипшим голосом.</p><p></p><p>— Два вагона. Хватит?</p><p></p><p>Белаш чуть не подавился, закашлялся, клонясь под стол. Такого подарка никто не ожидал; не тысячи и даже не миллион, а два вагона!</p><p></p><p>— Товарищ Беленкович, так нельзя шутить, — сказал Белаш, отирая слёзы.</p><p></p><p>— Какие шутки, я вполне серьёзно.</p><p></p><p>— Может, у вас и винтовки найдутся?</p><p></p><p>— Конечно, найдутся. Сколько вам надо?</p><p></p><p>— Ну хотя бы тыщи две-три, — вздохнул Махно.</p><p></p><p>— Хорошо. Три тыщи даю. Могу и пушки подбросить.</p><p></p><p>— Сава, чего стоишь? Наливай под пушки.</p><p></p><p>— Нет, братцы, довольно, — сказал Беленкович. — Всему есть мера. Давайте к делу. Когда вы сможете вывезти оружие?</p><p></p><p>— Виктор, — обернулся Нестор к Белашу. — Когда?</p><p></p><p>— Да хоть завтра. Сотню подвод организуем.</p><p></p><p>— Сотни будет мало, — сказал Беленкович, захватив ложкой хрусткую капусту. — Это только винтовки да патроны вывезти. А снаряды?</p><p></p><p>— А сколько снарядов?</p><p></p><p>— Девять вагонов.</p><p></p><p>— О-о-о, — едва не хором ахнули гуляйпольцы.</p><p></p><p>— Ну и к ним шесть пушек, больше у меня нет.</p><p></p><p>— Григорий Иванович, — обернулся Махно к Серёгину. — Давай помогай.</p><p></p><p>— Не беспокойся, Нестор Иванович, будем привлекать конюшни предприятий.</p><p></p><p>Беленкович остался ночевать у Махно. Нестор, всё ещё не веривший в такое счастье, свалившееся неожиданно гуляйпольцам, признался в темноте гостю:</p><p></p><p>— Знаете, товарищ Беленкович, нам даже не верится.</p><p></p><p>— Во что не верится?</p><p></p><p>— Ну вот, вы так щедро отвалили.</p><p></p><p>— Эх, товарищ Махно, вы же сами видите, что творится. Александровск вот-вот падёт. Что мне сберегать это для гайдамаков? А с Дона того гляди Алексеев или Корнилов явятся. Им что ли приберегать? Нет, я даже рад, что вы появились. Хоть вы и анархисты, но коммунисты же.</p><p></p><p>— Всё, — сказал уверенно Махно. — С таким арсеналом мы из села настоящую крепость создадим. Гайдамаки зубы поломают о Гуляйполе.</p><p></p><p>— Дай бог, дай бог, — зевнул Беленкович. — Я поверил в вас, товарищ Махно.</p><p></p><p>Такое упоминание бога от большевика-коммуниста странно было слышать, но Нестор подумал: «Привычка, не велик грех», даже не сообразив, что и сам думает на церковном наречии.</p><p></p><p><em><strong>10. Предательство</strong></em></p><p>Такое количество новенького оружия подвигло гуляйпольцев к созданию своего анархистского полка. И сразу встал вопрос: где взять командиров, знающих оружие, военное дело и вообще умеющих командовать?</p><p></p><p>К Махно вызвали Шаровского.</p><p></p><p>— Послушай, Василий, ты кем был на войне?</p><p></p><p>— Старшим феерверкером в артиллерии.</p><p></p><p>— Значит, в пушках соображаешь?</p><p></p><p>— Обижаете, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Феерверкер — это звание что ли?</p><p></p><p>— Ну да, унтер-офицер.</p><p></p><p>— А у нас ты будешь начальником артиллерии. Бери все пушки, набирай команду, обучай. И только.</p><p></p><p>— Ой, Нестор Иванович, — расплылся в счастливой улыбке Шаровский. — Ой, спасибо. Да я их в месяц надрессирую.</p><p></p><p>— Месяц долго, Василий. Укладывайся в неделю или в две.</p><p></p><p>— Есть! — козырнул по-военному Шаровский. — Выучим в неделю.</p><p></p><p>После ухода Шаровского Махно с Белашом, Калашниковым, Лепетченко, Шнайдером и Веретельниковым стали соображать, с чего начать, как вооружать народ.</p><p></p><p>— Надо выдавать всем желающим, — предложил Лепетченко.</p><p></p><p>— Это уже было, Саша, когда полк разоружали. Забыл? Некоторые по две-три винтовки ухватили. А потом, когда на Александровск отряд сколачивался, многие из них и записываться не хотели, и винтовок не отдавали.</p><p></p><p>— Нет, товарищи, — заговорил Белаш. — Я думаю, надо начать с командиров. Назначим командиров рот, скажем, и каждый из них пусть набирает бойцов, перепишет их. Вот как я тогда. И он будет по списку выдавать оружие и записывать номера винтовок, чтоб воровство предупредить.</p><p></p><p>— Это верно, Виктор, сообразил.</p><p></p><p>— Если б я тогда не переписал отряд, мы бы и половины винтовок не нашли.</p><p></p><p>— Тогда давайте думать, кого в командиры писать, — сказал Нестор. — Полагаю, надо фронтовиков. Вот как Шаровский.</p><p></p><p>— Подойдёт и твой брат, Сава например. Он в Александровском походе неплохо командовал.</p><p></p><p>— Согласен, Саву Махно. Ещё кого?</p><p></p><p>— А Волох например, — предложил Шнайдер. — Сахно-Приходько, Волков.</p><p></p><p>— Пиши, Виктор, — кивнул Нестор Белашу.</p><p></p><p>— Они все бывшие офицеры, — усомнился Лепетченко.</p><p></p><p>— Ну и что? Значит, в военном деле секут. Они же, в конце концов, гуляйпольцы. И защищать свой родной угол вполне могут.</p><p></p><p>— Соловей, — подсказал опять Шнайдер и вдруг, несколько смутившись, предложил: — И я бы мог ротой командовать.</p><p></p><p>— Командиром полка, конечно, выберем Нестора Ивановича, — сказал Лепетченко.</p><p></p><p>— Нет, товарищи, я не подхожу. В армии и дня не служил. Тут нужен человек воевавший. А моё дело митинг, агитация.</p><p></p><p>— Вот Аполлон Волох подходит, — сказал Шнайдер.</p><p></p><p>Возражений не было, командиром полка решили назначить Волоха.</p><p></p><p>Тут наконец подал голос секретарь группы анархистов Калашников:</p><p></p><p>— Знаете, надо обязательно создать роту или батальон из твёрдых анархистов.</p><p></p><p>— А черногвардейцы разве не твёрдые анархисты? — спросил Махно.</p><p></p><p>— Черногвардейцы — это твоя охрана, Нестор. А то было б самое надёжное подразделение, которое можно посылать на самые ответственные участки.</p><p></p><p>— Это неплохая мысль, — заметил Белаш. — Кого предлагаешь в командиры этой группы?</p><p></p><p>— Черногвардейца Семёна Каретникова.</p><p></p><p>— О-о, с удовольствием уступлю, — засмеялся Лепетченко. — Семён в отряде быстро наведёт порядок.</p><p></p><p>— Товарищи, так как со мной решили? — напомнил о себе Шнайдер. — Буду я командиром роты?</p><p></p><p>— Будешь, Лева, я же сказал, — успокоил Белаш.</p><p></p><p>Обговорив командиров, решили, что дежурства по гарнизону будут по-ротные. Каждая рота дежурит сутки и отвечает за порядок в селе, за оружейные склады, выставляет посты и заставы на дорогах, бдит, одним словом.</p><p></p><p>— Но главное, — сказал под конец Махно. — Мы должны готовить роты и батальоны в помощь красногвардейцам, сражающимся с гайдамаками.</p><p></p><p>Гуляйпольцы не зря спешили. Центральная Рада ещё в январе вступила в сговор с немецко-австрийским командованием и попросила их помочь изгнать из Украины красногвардейцев, навести в Украинской республике порядок. Одним словом, помочь стать независимой от революционной России.</p><p></p><p>Советское правительство, понимая смертельную угрозу для революции, третьего марта заключило так называемый Брестский мире Германией, по которому уступило ей огромную территорию, куда, помимо Прибалтики и Белоруссии, вошла почти вся Украина.</p><p></p><p>Многие партии считали этот мир предательством. Но Махно был его сторонником и утверждал, что Ленин поступил мудро, доказав необходимость этого «похабного мира» в этих условиях.</p><p></p><p>— Мы это всё вернём в будущем. Накопим силы и вернём.</p><p></p><p>Так что, после заключения Брестского мира Германия считала Украину своей законной добычей и менее всего нуждалась в Центральной Раде.</p><p></p><p>Гуляйпольцы решили защищать свою свободную территорию от кого бы то ни было, оружие получали все желающие, записавшиеся в сводные роты. Каждый в.зрослый коммунар имел винтовку и без неё никогда не выезжал в поле. Имелись в коммунах и пулемёты.</p><p></p><p>В балке, за селом, целыми днями трещали выстрелы — шло обучение молодёжи военному делу. Под руководством доктора Лося был создан санитарный отряд, который во время предстоящих боёв должен был оказывать помощь раненым.</p><p></p><p>Командующий красногвардейскими отрядами под Чаплиным Егоров попросил у гуляйпольцев помощи, и туда был отправлен анархистский батальон в семьсот сабель под командой Семёна Каретникова. Сам Махно выехал в Цареконстантиновку для координации действий с другими революционными отрядами.</p><p></p><p>В это же время на квартире Аполлона Волоха собрались командиры Сахно-Приходько, Соловей, Прийма, Бык, Волков.</p><p></p><p>— Господа офицеры, — начал Волох, — может быть, пора кончать эти игры. Мало нам было фронта? Почему мы должны подчиняться этому каторжнику Махно, ни дня не бывшему в армии?</p><p></p><p>— Правильно, Аполлон, — поддержал Прийма. — Он и не представляет, каких жертв стоит война.</p><p></p><p>— Это же смешно, — подал голос Волков. — Село выступит против регулярной армии. Нас попросту сомнут, а село сожгут.</p><p></p><p>— Вот именно, — подхватил Осип Соловей. — Этого Махно надо было давно шлёпнуть и все дела.</p><p></p><p>— Шлёпнуть его не так просто, — вздохнул Сахно. — Вокруг него всё время эти черногвардейцы во главе с Лепетченко.</p><p></p><p>— А гранатой что, нельзя?</p><p></p><p>— Можно, конечно, но не забывайте — у него в селе колоссальный авторитет, убийцу толпа разорвёт. Попробуй найди желающего.</p><p></p><p>— Я предлагаю, господа, пока Махно нет, арестовать весь его штаб и расстрелять, — предложил Волох.</p><p></p><p>— Но он может вызвать своих анархистов с фронта.</p><p></p><p>— Этих можно попросту в пути разоружить.</p><p></p><p>— А тогда зачем ждать, когда он их вызовет, если мы сможем отозвать их сами. Окружим, наведём пулемёты.</p><p></p><p>— Отозвать? Каретников нас не послушает.</p><p></p><p>— А мы пошлём ему приказ от имени Махно.</p><p></p><p>— Но для этого надо подделать его подпись.</p><p></p><p>— Это проще пареной репы, я подделаю, — вызвался Прийма.</p><p></p><p>Затем встал вопрос, какое подразделение можно использовать в операции по аресту штаба, членов Совета и анархистов-активистов.</p><p></p><p>— Я думаю, роту Шнайдера, — сказал Волох.</p><p></p><p></p><p>Письмо из Гуляйполя застало Нестора на перроне Цареконстантиновки: «Дорогой Нестор Иванович. В ночь под 16 апреля отряд анархистов ложным распоряжением за твоей подписью был отозван из-под Чаплина и в дороге разоружён. В Гуляйполе все наши товарищи, члены ревкома и Совета арестованы. Сидят в ожидании выдачи их немцам и гайдамакам для казни. Изменой руководят Волох, Волков и Соловей. Неизменно твой Б. Веретельников».</p><p></p><p>— Саша, — обернулся Махно к Лепетченко, — в Гуляйполе измена. Скачи немедленно в коммуну, пусть снимаются и уходят на Таганрог, я их там найду. Если удастся проникнуть в Гуляйполе, постарайся поднять народ и освободить наших. Пусть немедленно уходят к красному фронту. Предупреди и Саву, моего брата, если немцы придут, ему не поздоровится.</p><p></p><p>В это время на первый путь прибыл поезд, на подножке вагона первого класса стояла Мария Никифорова в своей неизменной кубанке, в казачьих штанах с лампасами и до блеска начищенных храмовых сапогах. Помахала Махно рукой:</p><p></p><p>— С революционным приветом, товарищ Нестор.</p><p></p><p>Поезд ещё двигался, когда она соскочила с подножки и направилась к Махно, придерживая левой рукой рукоять сабли. Справа в деревянной кобуре болтался маузер.</p><p></p><p>— В чём дело, Нестор? Чем огорчён?</p><p></p><p>— Вот, прочитай, — подал письмо Махно.</p><p></p><p>Мария быстро пробежала глазами текст, зло прищурилась.</p><p></p><p>— Повесим всех троих. Надо освобождать товарищей.</p><p></p><p>— С кем? С твоей братвой?</p><p></p><p>— Почему? Привлечём ещё кого-нибудь. Идём на телеграф.</p><p></p><p>Войдя к телеграфисту, сразу побледневшему при виде грозной Марии, Никифорова скомандовала:</p><p></p><p>— Найди мне Полупанова.</p><p></p><p>— А где он?</p><p></p><p>— Где-то под Мариуполем.</p><p></p><p>Телеграфист застучал ключом. Никифорова вытащила серебряный портсигар, щёлкнула замком, открывая его.</p><p></p><p>— Закуривай, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Да я... — заколебался расстроенный Махно.</p><p></p><p>— Закуривай, закуривай. Какой же ты мужик?</p><p></p><p>Задымили вдвоём. Телеграфист минут через десять сообщил:</p><p></p><p>— Есть Полупанов.</p><p></p><p>— Стучи, — сказала Мария. — Это Никифорова. Чем ты занят, товарищ Полупанов?</p><p></p><p>— Добиваю белогвардейских инвалидов. А что?</p><p></p><p>— В Гуляйполе у Махно измена, офицерня захватила анархистов и советчиков и собирается казнить их. Надо выручать товарищей.</p><p></p><p>— А где сам Нестор?</p><p></p><p>— Нестор рядом. Он в отчаянье.</p><p></p><p>— Мария, вот как прикончу белых, так...</p><p></p><p>— Слушай, Полупанов, за это время там прикончат наших товарищей. Ты соображаешь?</p><p></p><p>— Там где -то на вашей станции Петренко с отрядом, объединяйся с ним.</p><p></p><p>— Да, да, — сообщил телеграфист, закончив чтение с ленты телеграммы. — Петренко здесь, его поезд на запасном пути.</p><p></p><p>— Идём, Нестор.</p><p></p><p>Они действительно нашли на запасном пути состав отряда Петренко. Бойцы, разложив между путями костры, варили пищу. Марию узнавали, приветствовали почти ласково:</p><p></p><p>— Привет, Маруся.</p><p></p><p>Такое приветствие ей не очень нравилось, хотя и кивала в ответ головой. Но на «Привет, товарищ Мария», отвечала с удовольствием.</p><p></p><p>У штабного вагона часовой было потребовал:</p><p></p><p>— Сдайте оружие.</p><p></p><p>Никифорова неожиданно потрепала его по щеке, молвила почти по-матерински:</p><p></p><p>— Отдыхай, сынок, — и, взявшись за поручень, взлетела на ступеньки и мгновенно исчезла за дверью.</p><p></p><p>«Сынок» так был обескуражен, что с Махно ничего не стал требовать, пропустил с маузером на боку. Уже на ступенях Нестор, обернувшись, утешил молодого воина:</p><p></p><p>— Начальство не положено обезоруживать, браток. Так-то.</p><p></p><p>Петренко — полного георгиевского кавалера — не надо было уговаривать, узнав о случившееся, он тут же заявил:</p><p></p><p>— Сейчас, пока мои ужинают, велю паровоз развернуть на пологовское направление. Надо проучить сволочей.</p><p></p><p>— Я тоже займусь этим. А ты, Нестор, ступай пока на станцию, может, что новое будет в обстановке.</p><p></p><p>После полуночи Нестора отыскал новый связной:</p><p></p><p>— Нестор Иванович, вам письмо.</p><p></p><p>— От кого?</p><p></p><p>— От Веретельникова.</p><p></p><p>Разрывая пакет, Нестор не удержался, спросил связного:</p><p></p><p>— Плохо?</p><p></p><p>Тот только поморщился, кивнул на пакет: читайте, мол, сами.</p><p></p><p>«Дорогой друг Нестор Иванович, подлые руководители измены чего-то испугались и освободили меня и Горева с условием, чтоб мы не выезжали с Гуляйполя. Мы воспользовались случаем и устроили митинг в ротах с участием стариков. Крестьяне потребовали от изменников освободить всех арестованных и в первую очередь анархистов. Немцы приближаются к Гуляйполю. Наши товарищи скрываются группами. Крестьяне и рабочие спешно прячут оружие, патроны.</p><p></p><p>Я думаю задержаться до последней минуты в Гуляйполе. Хочу убить Льва Шнайдера. Он во время ареста наших товарищей заскочил с гайдамаками в бюро, порвал знамёна, сорвал и потоптал портреты Кропоткина, Бакунина и Саши Семенюты. Смотри не попади в лапы немцев, лучше воздержись от приезда в Гуляйполе. Теперь ты не поправишь здесь дела: немцы заняли Орехов, через два-три часа будут в Гуляйполе. Мы тебя найдём. Будь осторожен.</p><p></p><p>Неизменно твой Б. Веретельников».</p><p></p><p>Махно сразу же побежал к Никифоровой, вдвоём они пошли к Петренко. Тот прочитал письмо даже с некоторым разочарованием:</p><p></p><p>— Выходит, я зря разворачивался на Пологи.</p><p></p><p>— Выходит, так, — согласилась Никифорова. — Я сейчас разворачиваюсь на Волноваху, а оттуда иду на Юзовку. Товарищ Махно, едем со мной.</p><p></p><p>— Спасибо, Мария, я должен оставаться здесь. Товарищи должны сюда собираться, буду ждать.</p><p></p><p><em><strong>11. Суд над Марией</strong></em></p><p>Положение красногвардейцев и анархистов на фронте ухудшалось не по дням, а по часам. Плохо обученные, полураздетые, они не могли противостоять хорошо вооружённому противнику.</p><p></p><p>Фронт откатывался к Азовскому морю. В Таганроге, переполненном беженцами, ранеными и остатками разгромленных отрядов, Махно безуспешно пытался отыскать следы своих гуляйпольских коммунаров. Ему помогали брат Сава и Степан Шепель.</p><p></p><p>— Я же велел Лепетченко вести их на Таганрог, — размышлял Нестор.</p><p></p><p>— Ты что думаешь, военные дороги прямые? — возражал Сава. — Они так иной раз закуделят, что ни конца ни начала не найдёшь. Лишь бы выкарабкались.</p><p></p><p>— Настя беременна, вот в чём беда. Угораздило её.</p><p></p><p>— Это вас двоих угораздило.</p><p></p><p>— Знаешь, Сава, давайте-ка вы со Степаном гребитесь поближе к фронту и всех наших, кого встретите, направляйте сюда, в Таганрог. А я пойду в Совет, может, чего у них нащупаю.</p><p></p><p>В коридоре здания Советов, среди снующих людей, Махно увидел знакомую кубанку с малиновым верхом. Обрадовался встрече:</p><p></p><p>— Товарищ Мария, здравствуй.</p><p></p><p>— Здравствуй, товарищ Махно, — сунула ему жёсткую ладонь Никифорова.</p><p></p><p>— Какие новости?</p><p></p><p>— 12 апреля в Москве большевики разгромили наши организации.</p><p></p><p>— Час от часу не легче, — нахмурился Махно, беря папиросу из предложенного Марией портсигара. — Здесь нас гайдамаки с немцами давят, там — свои.</p><p></p><p>— Свои, — хмыкнула Мария, чиркая спичкой. — Ты чего здесь?</p><p></p><p>— Да хочу узнать про наших коммунаров. А ты?</p><p></p><p>— Мне приказано зачем-то явиться к товарищу Затонскому, представителю ЦКа.</p><p></p><p>— А кто приказал-то?</p><p></p><p>— Да какой-то красногвардейский начальник Фаскин. Вот жду. Там у Затонского люди. Выйдут. Зайду.</p><p></p><p>— Я тоже с тобой. Не возражаешь?</p><p></p><p>— Два анархиста. Это уже сила.</p><p></p><p>Однако едва они вошли в кабинет Затонского, как возле Никифоровой словно из-под земли выросли два красногвардейца.</p><p></p><p>— Никифорова, вы арестованы. Сдайте оружие.</p><p></p><p>— В чём дело, товарищ Затонский? — спросила Мария пышноволосого хозяина кабинета. — За что меня арестовывают?</p><p></p><p>— Честное слово, не знаю, — развёл тот руками.</p><p></p><p>— Вы что лицемерите? Я командир боевого отряда. Чей это приказ?</p><p></p><p>— Приказ Фаскина. К слову, ваш отряд подлежит разоружению.</p><p></p><p>Отдавая наган красногвардейцу, Мария повернулась к Нестору.</p><p></p><p>— Товарищ Махно, телеграфируйте главнокомандующему Антонову-Овсеенко о творящемся безобразии. Он знает меня.</p><p></p><p>— Хорошо, я сейчас же отправлюсь на телеграф, — повернулся Нестор к двери.</p><p></p><p>— Вы ко мне, товарищ? — окликнул его Затонский.</p><p></p><p>— Теперь уже не к вам, — огрызнулся Махно и вышел.</p><p></p><p>Придя на почту, Махно попросил бланк, взял ручку, начал:</p><p></p><p>«Главнокомандующему Украинским красным фронтом Антонову-Овсеенко. Таганрогские власти без всякого объяснения разоружили анархистский отряд Марии Никифоровой, прибывший с фронта на переформирование. Саму Марию, заманив в Совет, арестовали. Просим вас, товарищ командующий, вмешаться, отдать распоряжение освободить Никифорову, возвратить её отряду оружие и указать участок боевого фронта, куда отряд должен отправиться. Самодурство местных властей льёт воду на мельницу врагов революции. Председатель Гуляйпольского ревкома Нестор Махно, анархист-коммунист».</p><p></p><p>Отправив телеграмму, Махно пошёл в Федерацию анархистов, там уже знали об аресте Никифоровой. Какой-то матрос, отборно матерясь, призывал братву подняться и взять штурмом место заточения товарища Марии. И у него находилось немало сторонников. Пришедший из порта Мокроусов заявил:</p><p></p><p>— Це дило погано, хлопцы. Не треба того, суетиться. Расхлебаем. И не то расхлёбывали. На тюрьму полезешь, порежут пулемётами. Кому корысть? А то чего доброго шлепнут и Марию. Тут треба сперва узнать за ще её?</p><p></p><p>— Вон Махно там был, видел.</p><p></p><p>— О-о, приветанье, Нестор, — обратил наконец на Махно внимание Мокроусов. — Так за ще её?</p><p></p><p>— Кабы я знал. Арестовали по приказу какого-то Фаскина.</p><p></p><p>— Разберёмся. Я думаю, сюда надо вызвать наш бронепоезд из-под Елизаветовки, им командует анархист Гарин — товарищ решительный и боевой. Бронепоезд будет лучшим аргументом в разговоре с Фаскиным. А? Так шо не суетись, братва.</p><p></p><p>— Я только что дал телеграмму главнокомандующему Антонову-Овсеенко, — сказал Махно. — Надо подождать, что он ответит. Тогда и решать, что делать.</p><p></p><p>— Верно, Махно, будем ждать. Если он человек — заборонит.</p><p></p><p>— Ты слыхал, Мокроус, в Москве наших большевики громили?</p><p></p><p>— Иди ты. От кого слыхал?</p><p></p><p>— Мария же и говорила. Может, это от Москвы подуло. А?</p><p></p><p>— Чёрт его знает. Мы ж дерёмся получше красногвардейцев. Если нас начнут арестовывать, какой дурак на них воевать будет.</p><p></p><p>— Под собой же сук рубят, — согласился Нестор. — Неужели не понятно.</p><p></p><p>Вскоре в Федерации появился связист:</p><p></p><p>— Кто здесь Махно?</p><p></p><p>— Я, — поднялся из-за стола Нестор.</p><p></p><p>— Вам телеграмма от главкома.</p><p></p><p>С бьющимся сердцем Нестор развернул листок.</p><p></p><p>— Читай, братишка, громче, — крикнули от окна.</p><p></p><p>— «В Таганрогский Совет Затонскому, копик в ревком, Федерацию анархистов, Махно, — прочёл Нестор сразу охрипшим голосом. — Отряд анархистки Марии Никифоровой, как и товарищ Никифорова, мне хорошо известен. Вместо того чтобы заниматься разоружением таких революционных боевых единиц, я советовал бы заняться их созданием. Главком Антонов».</p><p></p><p>— Ур-р-р-р-а, — закричали сразу несколько человек, а матрос, выхватив маузер, пальнул в потолок.</p><p></p><p>— Тю, дурень, — поморщился Мокроусов. — Срикошетит, своих побьёшь.</p><p></p><p>— Я в матицу, — засмеялся матрос, весело продувая ствол и пряча маузер в кобуру. — Ради главкома.</p><p></p><p>На следующий день посыпались телеграммы из частей фронта: «Освободите Марию, головы сымем за неё!» «Руки прочь от товарища Марии!». Были среди них и матерные телеграммы, но телеграфист писать их дословно не решался, заменяя крепкие выражения многоточиями или начальными буквами слов.</p><p></p><p>Затонский, вызвав к себе Фаскина, бросил ему через стол телеграммы.</p><p></p><p>— Читай.</p><p></p><p>Тот прочитывал, на многоточиях краснел, конфузился, бормотал:</p><p></p><p>— Какое бескультурье.</p><p></p><p>— Ты вот что, культурный товарищ, на каком основании ты арестовал Никифорову?</p><p></p><p>— Но она бросила фронт.</p><p></p><p>— А ты? Ты-то что сюда с луны прибежал?</p><p></p><p>— Я переформировываться. И потом у меня есть жалоба елизаветградцев, что её отряд занимался там грабежами.</p><p></p><p>— Вот и проверяй, да поживее. Вон уже на путях стоит бронепоезд «Свобода и честь» с анархистской командой.</p><p></p><p>— Но, Владимир Петрович, как быть? Выпустить её, что ли?</p><p></p><p>— Это как хочешь, Фаскин. Заварил кашу, расхлёбывай.</p><p></p><p>Затонский сердито ходил по кабинету, что-то обдумывая, Фаскин сидел присмиревший, ожидая указаний.</p><p></p><p>— Придётся судить, Фаскин, — заговорил Затонский.</p><p></p><p>— Меня? — выпучил тот глаза.</p><p></p><p>— Да не о тебе же речь. Никифорову судить. Тебя, дурака, спасать надо.</p><p></p><p>— Не понял. Вы ж знаете, у трибунала один приговор — расстрел.</p><p></p><p>— А мы сделаем революционный суд чести. Новое — хорошо забытое старое. Назначим судьями пару коммунистов, пару эсеров, можно для солидности пристегнуть и анархистов, чтоб никому не пришло в голову осуждать нас за предвзятость. Судьи допросят свидетелей, саму обвиняемую и вынесут вердикт, скажем, не виновна, или какое-то порицание, смотря по доказательствам. И всё. Ей свобода. И овцы целы, и волки сыты. А главное, тебя от позора спасём. Как ты не понимаешь? Если ты её сегодня выпустишь без суда, тебе завтра анархисты кишки выпустят. Она же у них в героях, Жанна д’Арк.</p><p></p><p>Суд состоялся. Он был открытый, в зал пускали любого желающего: смотри, товарищ, какой у нас демократичный суд, мы ничего не скрываем.</p><p></p><p>Один из её защитников, анархист Гарин, командир бронепоезда «Свобода и честь» с пафосом вещал:</p><p></p><p>— ...Товарищи судьи, я совершенно уверен, что раз наш боевой товарищ Мария Никифорова сидит на скамье подсудимых, то только потому, что она видит в вашем лице настоящих революционеров и что, выйдя из суда, она получит обратно своё оружие, отряд и пойдёт с новой силой сражаться с контрреволюцией. Если б она думала по-другому, то я знал бы об этом, и с моей командой освободил бы её силой...</p><p></p><p>Это была уже неприкрытая угроза и громогласная подсказка уважаемому суду, какое надо принимать решение. Судьи были возмущены неприкрытым давлением:</p><p></p><p>— Товарищ Гарин, вы забываетесь, пытаясь указывать революционному независимому суду. Мы здесь для того и работаем, чтобы выяснить истину. Если Никифорова виновна, она получит по заслугам, если не виновна, суд предпримет все меры, чтобы вернуть оружие ей и её отряду.</p><p></p><p>Судьи тоже люди. Если, сидя за столом в зале суда, они изображали саму строгость и неподкупность, то удалившись в совещательную комнату, стали вполне всё понимающими. И в первую очередь начали перемывать кости Фаскину, благо он отсутствовал:</p><p></p><p>— Дёрнуло его её арестовывать.</p><p></p><p>— Вот именно. Как будто сам в Александровске не грабил население.</p><p></p><p>— А где отряду взять, если центр ни хлеба, ни патронов не присылает? Вот и выкручиваешься. Экспроприируешь.</p><p></p><p>— Что будем писать?</p><p></p><p>— Так... Факт грабежей в Елисаветграде не подтвердился. Пиши, пиши... поэтому признать Марию Никифорову невинной.</p><p></p><p>— Гы-гы-гы.</p><p></p><p>— Чего ты?</p><p></p><p>— Невинной она в девятнадцатом веке была, дурило.</p><p></p><p>— Ну а как надо?</p><p></p><p>— Невиновной.</p><p></p><p><em><strong>12. Таганрогская конференция</strong></em></p><p>Командировка Савы Махно через фронт, находившийся в семидесяти километрах от города, завершилась более или менее успешно. Он встретил и направил в Таганрог более десятка гуляйпольских анархистов.</p><p></p><p>Так удалось найти Веретельникова, Каретникова, Краковского, Коростылева, Марченко, Лютого и Горелика с Колядой. К концу апреля вернулись и Сава со Степаном Шепелем.</p><p></p><p>Для проведения конференции гуляйпольцам была предоставлена комната в Федерации. И хотя каждого прибывшего Махно встречал с искренней радостью и улыбкой, за стол председателя он сел мрачноватый.</p><p></p><p>— Что нос повесил, Нестор Иванович, — решил ободрить его Веретельников.</p><p></p><p>— Ах, Боря, какую организацию разогнали. И кто?</p><p></p><p>— Хорошо, что хоть не перестреляли нас. А ведь могли.</p><p></p><p>— То, говорят, Лепетченко постарался, — сказал Лютый.</p><p></p><p>— Саша? — удивился Махно.</p><p></p><p>— Ну да. Он где-то или перехватил Волоха, или письмо ему подкинул: если не освободишь товарищей, завтра будешь трупом вместе с семьёй. Ну Аполлон-то знал, что Сашка такими угрозами не разбрасывается. Мигом освободил, хотя Соловей возмущался этим: мол, отпускаешь на свою погибель.</p><p></p><p>— Что ж, ладно, — вздохнул Махно. — Будем надеяться на лучшее. А сейчас нам надо разобраться, где мы ошиблись, что допустили до разгрома организации. Это наперёд должно послужить нам уроком.</p><p></p><p>— Мне кажется, — заговорил Марченко, — мы погнались за количеством бойцов, выдавали винтовки всем желающим. Радовались: пять тысяч набрали. А кого? Командование офицерам доверили. Вот они и накомандовали.</p><p></p><p>— Если б не отправили отряд Каретникова под Чаплино, может, ничего бы и не случилось, — сказал Сава Махно.</p><p></p><p>— Причём отряд Каретникова, товарищи, — вступил в спор Лютый. — Немцы с гайдамаками были на подходе, вот офицерики и замандражили. Они-то понимали, что такая наша армия не выдержит первого же боя. Вот и решили откупиться головами анархистов да советчиков. С этим не вышло, откупились оружием нашим, пушками.</p><p></p><p>— Вот это, пожалуй, самое обидное, — крякнул Махно. — Сколько радовались: ну теперь повоюем. Повоевали, называется. Девять вагонов снарядов, два — патронов! Вот подарочек так подарочек контрреволюции.</p><p></p><p>— Не расстраивайся, братка, — сказал Сава, — большевики вон Украину немцам подарили. И нас не спросили.</p><p></p><p>— Да, их брестский мир миром не кончится. Ба-альшая грядёт драка. И Украине достанется, и России не меньше. Давайте решим, вернёмся ли в Гуляйполе?</p><p></p><p>— Возвращаемся, конечно, — чуть не в один голос зашумели гуляйпольцы. — Дома и родные стены будут помогать.</p><p></p><p>— Спасибо, хлопцы, — сразу повеселел Нестор. — Я от вас и не ожидал другого. Итак, мы возвращаемся на родину нелегально, организуем там подпольные группы по пять-двадцать человек и начинаем борьбу против Рады и немцев.</p><p></p><p>— Мне кажется, надо и помещиков тряхнуть. Они воротились вместе с немцами, — сказал Коростылев. — Празднуют победу.</p><p></p><p>— Будем и их уничтожать обязательно, — поддержал Нестор. — Конечно, товарищи, мы будем возвращаться не вместе, может, даже поодиночке, и пусть каждый, вступив на родную землю, сразу начинает работу среди крестьян. Наши крестьяне уже хлебнули воздуха свободы и их нетрудно будет организовать. И направить именно на помещиков, отнявших у них землю.</p></blockquote><p></p>
[QUOTE="Маруся, post: 387840, member: 1"] И тут явился из вагона Александр Лепетченко, командир чёрной гвардии. — Ну а поезд-то когда? — Какой поезд, Саша? Ты же видишь, что творится, — отвечал ему сияющий Нестор. — Там уже наверняка тюрьму открыли и всех выпустили. — Жаль, — вздохнул Лепетченко. — Опять пострелять захотелось? Мало тебе было Кассена. — Нестор Иванович, я же вам говорил, что он бежал с-под стражи, пришлось стрелять. — Ладно, ладно, верю, Саша. Давай посоветуемся с народом. Что он скажет. Митинговали недолго, большинство высказалось за возвращение в Гуляйполе, каждому хотелось ворваться в родное село с радостной вестью. Хорошо что не уехали в обрат кучера и коноводы, откармливали лошадей после скачки от Гуляйполя до станции. И помчались назад тачанки, брички, обгоняя друг друга, под песни, мат и охрипшую гармошку. В одной из деревень раздобыли самогону. — Всем по чарке, — распорядился Лепетченко. И первую налили Махно. — Нестор Иванович, двинь речуху. Махно поднял стакан, окинул взором знакомые лица и почувствовал, как перехватило ему горло: «Только б не заплакать». — Товарищи... — молвил прерывающимся голосом такое дорогое слово. — Товарищи, за свободу. И выпил под одобрительный гул черногвардейцев, «речуха» понравилась. Загудело, возликовало Гуляйполе, стихийные митинги возникали то на площади, то в парке, то в клубе. Сразу объявилось сонмище ораторов, на трибуну лезли кому не лень, всякий хотел высказаться. Свобода ведь. — Товарищи, вы знаете меня, — кричал невзрачный мужичонка. — Я всю жисть как есть... это самое... А ныне вон как... Я слов не нахожу... Да кабы это ране случилось... Косноязычие оратора раздражало толпу. Кричали весело и дерзко: — Иди случай быка с тёлкой. Долой! Дружный хохот сбивал, оратор оглядывался с мольбой на председателя Серёгина, ища поддержки: — Григорий Иванович, не дають говорить. Серёгин разводил руками: ничего, мол, не попишешь, свобода. А толпа свистела, улюлюкала: — Долой, долой! Не успел сойти мужичонка, как явился на трибуне здоровенный детина. У этого глотка лужёная, его не перекричишь: — Да здравствует Центральная Рада! Уси кацапы и жиды геть с неньки Украины! Того дюжее взвыла толпа: — Долой! В шею его! В загривок! — Серёгин, кому слово даёшь? Гони его. Председатель разводит руками: свобода. — Давай Нестора-а... Махну слово. Нестор Иванович поднимается на трибуну, притихает толпа. — Во-первых, хочу ответить предыдущему оратору. В Гуляйполе и вообще в нашем крае издавна бок о бок живут и трудятся украинцы, русские, евреи, греки, немцы и бросать шовинистический лозунг здесь — это ссорить нас, звать к кровопролитию. Мы, анархисты, никогда не позволим этого. У нас есть другой общий враг — это капитал, это буржуи. Вот против кого мы должны подымать мозолистый кулак трудящегося человека. Дорогие товарищи гуляйпольцы, вы явились провозвестниками этой революции. Мы ещё летом прогнали помещиков, отобрали у них землю, на заводах и фабриках рабочие профсоюзы шаг за шагом завоёвывают власть, диктуя хозяевам условия, выгодные рабочему классу. — Нестор Иванович, скажи за Раду, — крикнул кто-то. — Центральная Рада, товарищи, ратует за отделение Украины от России. Вы только что слышали голос одного из её холуёв. Это власть буржуазно-шовинистическая, и мы выступаем против неё, мы остаёмся частью великой революционной России. — Долой Центральную Раду! Долой, долой! Для Махно только и передышка от выступлений отъезд в коммуну к жене, но и там более двух дней не дают ему быть. Скачут посыльные от Совета: — Нестор Иванович, вас выбрали председателем ревкома. Ждут. Для Махно это уже кажется само собой разумеющимся, это уже льстит его самолюбию, хотя не очень-то стыкуется с его анархистскими взглядами: любая власть — враг трудящихся. — Но что делать, Настенька, — оправдывается он перед женой. — Народ зовёт, и я обязан подчиниться. Революционная дисциплина. И он является в Гуляйполе, его новая должность — председатель ревкома — едва ли не самая высшая власть в посёлке. Не успел вступить в неё, как из Александровского ревкома призыв-бумага: «Товарищ Махно, вам надлежит немедленно с вашей революционной гвардией прибыть в Александровск и помочь нам разоружить казаков, возвращающихся с фронта на Дон. Мы не должны допустить усиления атамана Каледина, ярого монархиста и контрреволюционера. С революционным приветом Лепик, Никифорова». Махно понимает, что с его черногвардейцами разоружить казаков, едущих с фронта на родину, дело безнадёжное. Это с помещиками, у которых два-три ружья да сабля, да пять-шесть охранников легко было. А казаки перещёлкают гвардейцев как куропаток. Надо создавать большой вооружённый отряд. 2 января 1918 года началось заседание Гуляйпольского Совета крестьянских и рабочих депутатов, совместно с профсоюзами и всей группой анархо-коммунистов. Махно ознакомил присутствующих с письмом из уездного ревкома. — Давайте вместе решать как быть, товарищи. Дело очень серьёзное, не забывайте, что революцию 1905 года подавляли именно казаки. — Надо вооружать всех, кто только сможет носить оружие. — А где его взять? — Как где? А то, что полк разоружали. — Его растащили по хатам. — Ну и что? Отобрать у тех, кто не хочет в отряд, вооружить добровольцев. — Ищи их сейчас. — А что искать. У Белаша есть список. Верно, Виктор? — Есть, — признался Белаш. — Ну вот. — А зачем нам идти в Александровск. Окопаемся здесь, встретим тут у дома казаков. — Э-э, нет, если они до нас вооружёнными дойдут, от нас пух и перья посыплются. Они ж фронтовики. А мы? Александровцы правы — казаков надо встречать перед Кичкасским мостом, там можно и пушки поставить. Почти сутки продолжались дебаты в Совете, но всё же под конец согласились все: казаков с вооружением на Левобережье пускать нельзя, надо срочно формировать отряд и под командой товарища Махно вести в помощь александровцам. — Товарищи, — взмолился Махно. — Я человек не военный, в армии и дня не служил. Выберите из бывших фронтовиков кого. — Вот те раз. А мы на тебя так надеялись. Кого ж ты сам предложишь нам, Нестор Иванович? — Да хошь бы моего брата Саву, он японскую прошёл, пороха понюхал. — Ладно, — согласился Серёгин и, окинув взором осоловевших от бессонной ночи делегатов, спросил: — Кто за то, чтоб отрядом командовал Савелий Иванович Махно? Так. Кажется единогласно. — Но пущай рядом будет Нестор Иванович, — крикнули из зала. — Ладно. Буду, — согласился Нестор. — Я отвечаю за связь с Гуляйполем и ревкомом. Прибытию гуляйпольцев особенно радовался военком Богданов: — Вы молодцы, что так скоро откликнулись. Надо надёжно оседлать Кичкасский мост. Мы уже установили пушки, пулемёты. Только, пожалуйста, постарайтесь миром сговориться. На той стороне едва не впритык восемнадцать эшелонов с казаками. Была б им возможность развернуться, они бы нас мигом раздавили. — Постараемся, — хмурился Савелий Махно. — Им, чай, война тоже обрыдла. — Нажимайте на рядовых, они всё поймут, — советовал Нестор. — Ну а с офицерами не церемоньтесь. Перед отправкой на позицию Сава пенял Нестору: — Моё воинство токо на вид страшное. В пулемётных лентах красуются, кинжалами, гранатами увешаны, а начнись бой — разбегутся как тараканы. — А тебе что военком сказал: боя надо избежать. Начнёте драку, они вас мигом в Днепр спихнут. Не столько грозитесь, сколько уговаривайте. Рядовые казаки те же крестьяне, что и вы, у них война тоже в печёнках сидит. Проводив гуляйпольцев на позицию, Нестор явился в ревком и первым делом поинтересовался: — Как у вас т.юрьма? — Ты что имеешь в виду? — нахмурился председатель Лепик. — Разгрузили или нет? Вот что я имею. — Нам, брат, не до тюрьмы. С той стороны казаки нависли, от Киева гайдамаки ползут. Военком Богданов мечется, не знает где и кем дыры затыкать. — Ты, товарищ, наверно, не сидел в ней, — разозлился Махно, повышая голос. — А я десять лет гнил. Из них почти два года, вот, в Александровской, в вашей. — Она не моя, — огрызнулся Лепик. — Ах, не твоя, — не успокаивался Нестор. — Значит, моя? Так? Раз я сидел, значит, моя. Да? — Товарищ Махно, — вмешался эсер Миргородский. — Успокойся. Своих товарищей мы сразу оттуда выхватили, там осталась одна шушера да ещё Богданов кой-кого из буржуев нахватал. — Так, давай, товарищ Махно, мы выдадим тебе мандат председателя следственной комиссии, вот и разгружай тюрьму, если сможешь. — Смогу, — сверкнул глазами Махно. — Выписывай мандат. К тюрьме они ехали в пролётке вместе с Миргородским, тот посвящал Махно в обстановку: — В Александровске сейчас власть большевиков и левоэсеровского блока. Центральная Рада шлёт на нас гайдамаков, красногвардейцы дерутся с ними, а тут ещё и казаки. С севера наши идут на Киев под командованием Антонова-Овсеенко. Для Рады это страшней немцев, и Грушевский ведёт с австро-венграми переговоры о союзе. Ему край как хочется оторвать Украину от России, он готов из-за этого вступить в союз с самим чёртом. — А говорят, был революционер, в Сибири ссылку отбывал. — Был. А теперь вот премьер-министр Рады, отъявленный шовинист. В кабинете начальника тюрьмы Савина Миргородский представил Махно: — Вот, Иван Терентьевич, товарищ Махно — председатель следственной комиссии, назначен ревкомом, ему поручено разгрузить тюрьму. — Господи, наконец-то вспомнили о нас, — взмолился Савин. — А то Керенский сажал, Рада сажала, а теперь большевики, а у меня ж т.юрьма не резиновая. — В двадцать первой сколько сейчас? — спросил Махно. — Секундочку, — Савин заглянул в бумаги. — Двадцать две души. — Мы там в восьмером сидели, — проворчал Нестор. — Список есть? -— Есть, а как же. Вот, — тюремщик протянул лист. — Простите, как я понял, вы тоже тут сиде... бывали? — Бывал, бывал, — пробормотал Нестор, углубляясь в бумагу. — Как я вижу, тут больше половины ещё Керенским да Радой посажено. Что ж это творится? После октябрьского переворота всюду открывали тюрьмы. А вы? — Но я без приказа властей не волен. Да-с. — В таком случае я волен. Вот мой мандат. — Нестор подал Савину бумагу. Тот внимательно прочёл её, взглянул вопросительно на Миргородского. — Да, да, Иван Терентьевич, товарищу Махно даны полномочия. Я подтверждаю. — Идёмте по камерам, — сказал решительно Махно. Когда подошли к двадцать первой и открыли дверь, Нестор достал бумагу, начал громко выкрикивать: — Васильчук! — Я, — раздался отзыв из глубины камеры. — Выходите с вещами. Заключённый бледный, испуганный появился на выходе с жалким узелком. — Вы свободны, Васильчук, можете идти. И только. — Ой... Господи, — лепетал тот, едва сдерживая слёзы. — Значит, есть правда... Есть... — Есть, есть. Проходи, Васильчук. Алферов? — Я. — Выходи с вещами, ты свободен. — Холявко, с вещами. Да поживей. В удивлении переглядывались Савин с Миргородским. В течение четверти часа Махно выпустил из камеры более половины арестантов. Когда воротились в кабинет, Миргородский наконец вымолвил: — Нестор Иванович, так же нельзя. Эдак через пару дней вы опустошите тюрьму. — Хорошо бы, — серьёзно сказал Махно. — Тогда я смог бы наконец взорвать её к чертям собачьим. — Кха-кхмы, — поперхнулся Савин. — Как же без тюрьмы? Нельзя-с. — Мы б вам другую работу нашли, товарищ. В одной из камер я заметил, или мне показалось, гражданина Михно. — Да. Он у нас. — Пожалуйста, распорядитесь, пусть его приведут сюда. — Но учтите, он посажен, как контра. — Я знаю без вас, кто он есть. Когда Михно вошёл в кабинет начальника тюрьмы, за столом Савина сидел Махно. — Садитесь, гражданин комиссар, — указал на стул Нестор. И когда тот сел, представился ему: — Я — Махно. — Я догадываюсь, — сказал арестант. — Некоторые считают нас почти родственниками. Смешно. Правда? — спросил Нестор, даже не улыбнувшись. — Михно-Махно. Михно пожал плечами и промолчал, понимая, что это не главное. — Ну так вот, гражданин комиссар, в своё время, будучи у власти, вы беспрекословно исполнили мой приказ, а именно освободили из тюрьмы нашего боевого товарища Марию Никифорову. Я отвечаю вам взаимностью. Сейчас вы будете отпущены на свободу, но... с условием. — К-какое условие? — Вот здесь, сейчас, вы при свидетелях дадите честное слово, что не станете никому мстить или служить нашим врагам. Вы, конечно, знаете, кого я имею в виду. Вы не станете хвататься за оружие, когда у вас будут отнимать поместье, а это вот-вот случится, время-то видите какое. У вас, надеюсь, достанет ума смириться с этим. Итак, гражданин Михно, вы согласны выйти на свободу под это честное слово? — С-согласен, — кивнул Михно и в уголке глаз его сверкнули слёзы. — И-и благодарю вас. — Ну что ж, товарищи, — оглядел Махно присутствующих свидетелей. — Поверим честному слову комиссара Михно? «Свидетели» промолчали, но Нестор не растерялся: — Молчание — знак согласия. Вы свободны, Михно. Ступайте, и чтоб я больше не видел вас в этой яме. Имейте гордость. Когда обалдевший от счастья Михно удалился, Савин спросил: — А как я оправдаюсь перед Богдановым? — Вы думаете, военком помнит, кого он упёк сюда? Впрочем, мы составим акт или протокол, как он там называется, и все трое подпишем. Миргородский засмеялся: — А потом сядем вместо вашего Михно. — Эх вы, революционеры, — молвил, не скрывая неприязни, Нестор. [I][B]9. Я поверил в вас[/B][/I] Конечно, такая «разгрузка» тюрьмы не очень понравилась в Александровском ревкоме, но в глаза сказать об этом товарищу Махно никто не решился. — Надо найти предлог и отправить его назад в Гуляйполе, — посоветовал Миргородский. — Но ведь он сразу уведёт гуляйпольский отряд, а тот уже начал обезоруживать казаков, — отвечал председатель Лепик. — Вы ведь тоже революционер, должны как-то договариваться с ним. Влиять на него. — С ним договоришься. Он уже спрашивал у меня, где достать побольше динамита? Хочет взорвать тюрьму. — Господи, только этого нам ещё не хватало. — т.юрьма, говорит Махно, это символ царского деспотизма, это мир насилия. И провозглашая свободу, мы должны уничтожить этот символ. — Фантазёр, — резюмировал Лепик. — Впрочем, все анархисты витают в облаках фантазий князя Кропоткина. Ничего, суровая действительность вас живо протрезвит. — Позвольте заметить, товарищ Лепик, что я эсер, не анархист. Так как всё-таки решим с Махно? — Как, как? Вот пропустим на Дон казачьи эшелоны, там что-нибудь придумаем. Ваше дело, Миргородский, притормаживать Махно и уж ни в коем случае не приискивать ему динамита. — Я что, сумасшедший? — Обставьте разгрузку кучей формальностей, допросы, анкеты, справки, отчёты и наконец обязательно резолюцию ревкома. Мою резолюцию. А уж я постараюсь не спешить с ней. — А как дела с разоружением казаков? — спросил Миргородский, решив сменить тему разговора. — Да вроде сдвинулось. Первый эшелон пропустили. Рядовые казаки без спору сдают оружие, только просят оставить им коней и сёдла, а вот с офицерами тяжелее. Некоторых несговорчивых гуляйпольцы сбрасывают в Днепр, благо там полынья под берегом. — Варварство, — заметил Миргородский. — Вы белоручка, Миргородский. Если б казаки прорвались на Левобережье с оружием, то нас с вами спустили бы под лёд и не поморщились. Тут выбирать не из чего, либо они нас, либо мы их. Лучше мы. Однако медлить ревкому не приходилось. Войска Центральной Рады заняли Екатеринослав [7] и теперь под угрозой оказался Александровск. Махно вызвали в ревком. — Спасибо за помощь, товарищ Махно, — дипломатично заговорил Лепик. — Ваш отряд отлично справился со своей задачей. Казаки отбыли. — Завалив город конским навозом, — усмехнулся Нестор. — Ну, что делать? С этим как-нибудь управимся. Я что хотел вам сказать, Нестор Иванович, вам с отрядом, видимо, надо уходить в родные края. Не дай бог гайдамаки вздумают обходить Александровск, ваше Гуляйполе некому защитить будет. — Нам необходимо оружие. Казаков мы зря что ли разоружали? — Тысячи полторы-две винтовок мы сможем выделить, товарищ Махно. Но ведь и нам надо будет вооружать горожан, когда накатятся гайдамаки. — А патроны? — Патронов, увы, нет. Но на станции Пологи находится товарищ Беленкович — начальник южного резерва. Попробуйте с ним договориться. У него должны быть патроны и снаряды. Ещё в поезде, направлявшемся из Александровска на Пологи, Махно обсудил со своими помощниками ситуацию. — У начальника южного резерва Беленковича есть оружие, давайте подумаем, как уговорить его, чтоб нам не было отказа. — Надо, прежде чем заикаться об оружии, угостить его как следует, — сказал Сава Махно. — Показать ему наше уважение. — Точно, — поддержал Лепетченко, — за чаркой легче всего договориться. Я, например, собутыльнику ни в чём не отказываю. На том и порешили «уважить» товарища Беленковича, чтоб у того и мысль не явилась отказать товарищам революционерам. — Значит, так, товарищи, я приглашу Беленковича к нам в Гуляйполе, завезу в нашу коммуну. Глядите, чтоб кто-нибудь раньше времени не вякнул об оружии, — предупредил Махно. — А тебе, Саша, надо свою чёрную гвардию к параду подготовить. Сейчас приедем, разбегутся все по домам. Предупреди. Пусть прогарцуют перед высоким гостем. Под кого-то оружие надо будет просить. Виктор, по приезду озаботься, чтоб в штабе всё ладом было. Подметено и прочее, караульные, рассыльные. Я с ним приеду из коммуны, там чтоб была самогонка, закусь. — Нестор Иванович, так нельзя. — Почему? — В штабе не должно быть ни закуски, ни тем более самогонки. Он может подумать, мол, у них не штаб, а пивная. — Ну смотри, Витя, тебе видней, ты начальник штаба. Тогда ты, Сава, забеги к маме и помоги ей с приготовлением да и свою жену подключи. Ну и, конечно, первачка расстарайся. Поезд, въезжая на станцию Пологи, ещё не успел остановиться, как с подножек стали спрыгивать самые нетерпеливые. На платформе толпились кучера, коноводы и особенно много женщин, прибывших встречать своих воинов-гуляйпольцев. Привокзальная площадь была забита телегами, тачанками, засёдланными конями. Среди встречающих Махно увидел Председателя Совета Серёгина, помахал ему рукой. — Виктор, Сава, давайте возглавляйте колонну и двигайте. А мы с Григорием Ивановичем пойдём к военкому. Выедем позже, заедем в нашу коммуну, так что у вас хватит время подготовить встречу. Махно с Серёгиным направились в комендатуру, где и нашли начальника южного резерва Беленковича. Это оказался молодой, улыбчивый белокурый человек в короткой бекеше и в мерлушковой фуражке. — О-о, товарищ Махно, — воскликнул он после представления гостей. — Давно хотел с вами познакомиться. Очень рад. Я слышал, что вы ещё при Керенском создали коммуны в поместьях. — Да. Пока у нас три коммуны. — Как бы мне хотелось посмотреть их. — Я буду только рад, товарищ Беленкович, показать вам свою коммуну, — молвил Нестор, действительно ликуя в душе, что Беленкович сам напросился в гости. — Тачанка ждёт нас. В дороге Беленкович интересовался новостями из Александровска, с фронта. Вздыхал: — Да, новости нерадостные, чего уж там. Богданову с такой армией трудно сдерживать гайдамаков. А если ещё Рада австрияков позовёт, то нам тугенько придётся. Ох, тугенько. — Народ надо подымать, товарищ Беленкович, — сказал Махно. — Если весь наш народ подымется, то никакие австрияки Раде не помогут. — Вы правы, товарищ Махно. Но народ ведь ещё надо обучить военному делу. А где время взять? — И оружие, — вздохнул в тон Нескор, покосившись на начюжа. — Конечно, — согласился тот. — И с оружием у нас увы... «Неужто у него нет оружия, — подумал Махно. — Сватаем, а «невеста» вдруг без приданного. Вот смеху будет. Но ведь Лепик сказал, что у него есть патроны. Впрочем, будем ковать железо, раз уж разогрели». Коммуна, видимо, предупреждённая Белашом, приготовилась, даже успели двор подмести, и все коммунары были заняты делом. В сарае постукивала веялка, от кузницы доносился звон железа, в коровнике очищали ясли от объедков, грузили на телеги навоз. Прямо к тачанке спешил улыбающийся Баскин. — Здравствуй, Рувим. Вот знакомься, наш гость — начальник южного резерва товарищ Беленкович, очень интересуется коммунами. Давай знакомь, объясняй. Беленкович с искренней заинтересованностью и даже с восторгом знакомился с коммуной, слушая объяснения Баскина. Побывал в кузнице, в коровнике. Там среди женщин увидел Махно и свою жену. Кивнул ей приветливо. Настя зарделась, но подходить к мужу не стала, видимо, стесняясь своего вида. И Нестор в душе вполне одобрил её. Ему тоже показалось неловко представлять гостю Настю, эту подурневшую от беременности, одетую в какой-то балахон бабу в мужских сапогах: вот, мол, моя жена. Побывал гость даже в столовой, где его покормили горошницей, заправленной салом. — А что ж вы не садитесь? — спросил Беленкович Баскина. — Я с коммунарами, до обеда ещё час с лишним. И это понравилось Беленковичу: — Молодцы, живут по распорядку. И все семь вёрст до Гуляйполя он говорил с воодушевлением: — Вот, пожалуйста, настоящее советское коммунистическое хозяйство. Вы просто молодцы, товарищи, вы прямо провидцы... Махно с Серёгиным переглядывались: «Ну, кажется, всё идёт ладом. Понравились мы начюжу». Въехали в Гуляйполе, промчались по улице. Подъехали к штабу, в дверях стоял часовой с винтовкой, подсумком. В штабе за столом сидел Белаш с таким деловым видом, словно решал стратегическую задачу. Пол был помыт и даже выскоблен, чего здесь отродясь не делалось. «Вот это зря, — подумал Махно. — Перестарался Виктор, гость сразу догадается: показуха». — А это наш начальник штаба, Виктор Фёдорович Белаш. — Очень приятно, — пожал руку Белашу Беленкович. — А где Лепетченко? — спросил Махно. — Он с гвардейцами на Соборной площади. — На площади Павших Борцов, — поправил Махно своего начальника штаба. — Да, да, на площади Павших Борцов, — поправился Белаш. — Я по привычке. Однако, когда они пришли на площадь, Махно пожалел, что вспомнил о гвардейцах. Их там было чуть более полусотни. Под такую «армию» просить оружие? Но выручил Лепетченко, подскакав к начальству, он доложил: — Нестор Иванович, полк я распустил по домам, хлопцы ж давно дома не были. — Ну и правильно сделал, — сказал Махно, вполне оценив выдумку Александра. — Вот только штабная сотня, гвардейцы. — Ну что ж, пройдись на рысях перед нами. Лепетченко поскакал к «сотне», скомандовал: — Эскадрон-н, за мною... рысью... Марш! Сделав полукруг, заехали от Собора и, стараясь держать равнение по четыре, пронеслись перед начальством. Потом, завернув в конце, выхватили клинки, взяли их «под высь» и промчались мимо начальства, сверкая шашками со свистом и ором. Это развеселило Беленковича. — Ну, джигиты, ну башибузуки! С площади Махно повёл гостя к себе домой. Сели за стол. — Ну за что выпьем? — спросил Махно и тут же предложил: — Давайте за победу нашей революции. Чокнулись стаканами, выпили. Закусывали жареной картошкой и квашеной капустой. Сава уже без команды, привстав, снова наполнял стаканы. — Ну а теперь я предлагаю выпить за ваш коммунистический опыт, товарищи, — сказал Беленкович. — Я имею в виду вашу коммуну. Вы её создали в таких условиях, в окружении врагов, недоброжелателей. Я даже не нахожу слов, чтоб выразить вам моё восхищение. Выпили. Махно поставил стакан, сказал, как бы продолжая мысль гостя: — Вот вы сказали, товарищ Беленкович, мол, в окружении врагов. И это верно. Так вот посоветуйте, как нам быть? У врагов наших есть всё — ружья, пушки, деньги. А у нас? Только энтузиазм да идея. Мы что, вилами да граблями будем врага встречать? — У вас что? Нет оружия? — Есть, конечно, но разве то оружие. Слёзы. А патронов? Хоть орехами заряжай. — Товарищи, дорогие мои, да я вам дам патронов — хоть засыпьтесь. — Сколько? — спросил Нестор сразу осипшим голосом. — Два вагона. Хватит? Белаш чуть не подавился, закашлялся, клонясь под стол. Такого подарка никто не ожидал; не тысячи и даже не миллион, а два вагона! — Товарищ Беленкович, так нельзя шутить, — сказал Белаш, отирая слёзы. — Какие шутки, я вполне серьёзно. — Может, у вас и винтовки найдутся? — Конечно, найдутся. Сколько вам надо? — Ну хотя бы тыщи две-три, — вздохнул Махно. — Хорошо. Три тыщи даю. Могу и пушки подбросить. — Сава, чего стоишь? Наливай под пушки. — Нет, братцы, довольно, — сказал Беленкович. — Всему есть мера. Давайте к делу. Когда вы сможете вывезти оружие? — Виктор, — обернулся Нестор к Белашу. — Когда? — Да хоть завтра. Сотню подвод организуем. — Сотни будет мало, — сказал Беленкович, захватив ложкой хрусткую капусту. — Это только винтовки да патроны вывезти. А снаряды? — А сколько снарядов? — Девять вагонов. — О-о-о, — едва не хором ахнули гуляйпольцы. — Ну и к ним шесть пушек, больше у меня нет. — Григорий Иванович, — обернулся Махно к Серёгину. — Давай помогай. — Не беспокойся, Нестор Иванович, будем привлекать конюшни предприятий. Беленкович остался ночевать у Махно. Нестор, всё ещё не веривший в такое счастье, свалившееся неожиданно гуляйпольцам, признался в темноте гостю: — Знаете, товарищ Беленкович, нам даже не верится. — Во что не верится? — Ну вот, вы так щедро отвалили. — Эх, товарищ Махно, вы же сами видите, что творится. Александровск вот-вот падёт. Что мне сберегать это для гайдамаков? А с Дона того гляди Алексеев или Корнилов явятся. Им что ли приберегать? Нет, я даже рад, что вы появились. Хоть вы и анархисты, но коммунисты же. — Всё, — сказал уверенно Махно. — С таким арсеналом мы из села настоящую крепость создадим. Гайдамаки зубы поломают о Гуляйполе. — Дай бог, дай бог, — зевнул Беленкович. — Я поверил в вас, товарищ Махно. Такое упоминание бога от большевика-коммуниста странно было слышать, но Нестор подумал: «Привычка, не велик грех», даже не сообразив, что и сам думает на церковном наречии. [I][B]10. Предательство[/B][/I] Такое количество новенького оружия подвигло гуляйпольцев к созданию своего анархистского полка. И сразу встал вопрос: где взять командиров, знающих оружие, военное дело и вообще умеющих командовать? К Махно вызвали Шаровского. — Послушай, Василий, ты кем был на войне? — Старшим феерверкером в артиллерии. — Значит, в пушках соображаешь? — Обижаете, Нестор Иванович. — Феерверкер — это звание что ли? — Ну да, унтер-офицер. — А у нас ты будешь начальником артиллерии. Бери все пушки, набирай команду, обучай. И только. — Ой, Нестор Иванович, — расплылся в счастливой улыбке Шаровский. — Ой, спасибо. Да я их в месяц надрессирую. — Месяц долго, Василий. Укладывайся в неделю или в две. — Есть! — козырнул по-военному Шаровский. — Выучим в неделю. После ухода Шаровского Махно с Белашом, Калашниковым, Лепетченко, Шнайдером и Веретельниковым стали соображать, с чего начать, как вооружать народ. — Надо выдавать всем желающим, — предложил Лепетченко. — Это уже было, Саша, когда полк разоружали. Забыл? Некоторые по две-три винтовки ухватили. А потом, когда на Александровск отряд сколачивался, многие из них и записываться не хотели, и винтовок не отдавали. — Нет, товарищи, — заговорил Белаш. — Я думаю, надо начать с командиров. Назначим командиров рот, скажем, и каждый из них пусть набирает бойцов, перепишет их. Вот как я тогда. И он будет по списку выдавать оружие и записывать номера винтовок, чтоб воровство предупредить. — Это верно, Виктор, сообразил. — Если б я тогда не переписал отряд, мы бы и половины винтовок не нашли. — Тогда давайте думать, кого в командиры писать, — сказал Нестор. — Полагаю, надо фронтовиков. Вот как Шаровский. — Подойдёт и твой брат, Сава например. Он в Александровском походе неплохо командовал. — Согласен, Саву Махно. Ещё кого? — А Волох например, — предложил Шнайдер. — Сахно-Приходько, Волков. — Пиши, Виктор, — кивнул Нестор Белашу. — Они все бывшие офицеры, — усомнился Лепетченко. — Ну и что? Значит, в военном деле секут. Они же, в конце концов, гуляйпольцы. И защищать свой родной угол вполне могут. — Соловей, — подсказал опять Шнайдер и вдруг, несколько смутившись, предложил: — И я бы мог ротой командовать. — Командиром полка, конечно, выберем Нестора Ивановича, — сказал Лепетченко. — Нет, товарищи, я не подхожу. В армии и дня не служил. Тут нужен человек воевавший. А моё дело митинг, агитация. — Вот Аполлон Волох подходит, — сказал Шнайдер. Возражений не было, командиром полка решили назначить Волоха. Тут наконец подал голос секретарь группы анархистов Калашников: — Знаете, надо обязательно создать роту или батальон из твёрдых анархистов. — А черногвардейцы разве не твёрдые анархисты? — спросил Махно. — Черногвардейцы — это твоя охрана, Нестор. А то было б самое надёжное подразделение, которое можно посылать на самые ответственные участки. — Это неплохая мысль, — заметил Белаш. — Кого предлагаешь в командиры этой группы? — Черногвардейца Семёна Каретникова. — О-о, с удовольствием уступлю, — засмеялся Лепетченко. — Семён в отряде быстро наведёт порядок. — Товарищи, так как со мной решили? — напомнил о себе Шнайдер. — Буду я командиром роты? — Будешь, Лева, я же сказал, — успокоил Белаш. Обговорив командиров, решили, что дежурства по гарнизону будут по-ротные. Каждая рота дежурит сутки и отвечает за порядок в селе, за оружейные склады, выставляет посты и заставы на дорогах, бдит, одним словом. — Но главное, — сказал под конец Махно. — Мы должны готовить роты и батальоны в помощь красногвардейцам, сражающимся с гайдамаками. Гуляйпольцы не зря спешили. Центральная Рада ещё в январе вступила в сговор с немецко-австрийским командованием и попросила их помочь изгнать из Украины красногвардейцев, навести в Украинской республике порядок. Одним словом, помочь стать независимой от революционной России. Советское правительство, понимая смертельную угрозу для революции, третьего марта заключило так называемый Брестский мире Германией, по которому уступило ей огромную территорию, куда, помимо Прибалтики и Белоруссии, вошла почти вся Украина. Многие партии считали этот мир предательством. Но Махно был его сторонником и утверждал, что Ленин поступил мудро, доказав необходимость этого «похабного мира» в этих условиях. — Мы это всё вернём в будущем. Накопим силы и вернём. Так что, после заключения Брестского мира Германия считала Украину своей законной добычей и менее всего нуждалась в Центральной Раде. Гуляйпольцы решили защищать свою свободную территорию от кого бы то ни было, оружие получали все желающие, записавшиеся в сводные роты. Каждый в.зрослый коммунар имел винтовку и без неё никогда не выезжал в поле. Имелись в коммунах и пулемёты. В балке, за селом, целыми днями трещали выстрелы — шло обучение молодёжи военному делу. Под руководством доктора Лося был создан санитарный отряд, который во время предстоящих боёв должен был оказывать помощь раненым. Командующий красногвардейскими отрядами под Чаплиным Егоров попросил у гуляйпольцев помощи, и туда был отправлен анархистский батальон в семьсот сабель под командой Семёна Каретникова. Сам Махно выехал в Цареконстантиновку для координации действий с другими революционными отрядами. В это же время на квартире Аполлона Волоха собрались командиры Сахно-Приходько, Соловей, Прийма, Бык, Волков. — Господа офицеры, — начал Волох, — может быть, пора кончать эти игры. Мало нам было фронта? Почему мы должны подчиняться этому каторжнику Махно, ни дня не бывшему в армии? — Правильно, Аполлон, — поддержал Прийма. — Он и не представляет, каких жертв стоит война. — Это же смешно, — подал голос Волков. — Село выступит против регулярной армии. Нас попросту сомнут, а село сожгут. — Вот именно, — подхватил Осип Соловей. — Этого Махно надо было давно шлёпнуть и все дела. — Шлёпнуть его не так просто, — вздохнул Сахно. — Вокруг него всё время эти черногвардейцы во главе с Лепетченко. — А гранатой что, нельзя? — Можно, конечно, но не забывайте — у него в селе колоссальный авторитет, убийцу толпа разорвёт. Попробуй найди желающего. — Я предлагаю, господа, пока Махно нет, арестовать весь его штаб и расстрелять, — предложил Волох. — Но он может вызвать своих анархистов с фронта. — Этих можно попросту в пути разоружить. — А тогда зачем ждать, когда он их вызовет, если мы сможем отозвать их сами. Окружим, наведём пулемёты. — Отозвать? Каретников нас не послушает. — А мы пошлём ему приказ от имени Махно. — Но для этого надо подделать его подпись. — Это проще пареной репы, я подделаю, — вызвался Прийма. Затем встал вопрос, какое подразделение можно использовать в операции по аресту штаба, членов Совета и анархистов-активистов. — Я думаю, роту Шнайдера, — сказал Волох. Письмо из Гуляйполя застало Нестора на перроне Цареконстантиновки: «Дорогой Нестор Иванович. В ночь под 16 апреля отряд анархистов ложным распоряжением за твоей подписью был отозван из-под Чаплина и в дороге разоружён. В Гуляйполе все наши товарищи, члены ревкома и Совета арестованы. Сидят в ожидании выдачи их немцам и гайдамакам для казни. Изменой руководят Волох, Волков и Соловей. Неизменно твой Б. Веретельников». — Саша, — обернулся Махно к Лепетченко, — в Гуляйполе измена. Скачи немедленно в коммуну, пусть снимаются и уходят на Таганрог, я их там найду. Если удастся проникнуть в Гуляйполе, постарайся поднять народ и освободить наших. Пусть немедленно уходят к красному фронту. Предупреди и Саву, моего брата, если немцы придут, ему не поздоровится. В это время на первый путь прибыл поезд, на подножке вагона первого класса стояла Мария Никифорова в своей неизменной кубанке, в казачьих штанах с лампасами и до блеска начищенных храмовых сапогах. Помахала Махно рукой: — С революционным приветом, товарищ Нестор. Поезд ещё двигался, когда она соскочила с подножки и направилась к Махно, придерживая левой рукой рукоять сабли. Справа в деревянной кобуре болтался маузер. — В чём дело, Нестор? Чем огорчён? — Вот, прочитай, — подал письмо Махно. Мария быстро пробежала глазами текст, зло прищурилась. — Повесим всех троих. Надо освобождать товарищей. — С кем? С твоей братвой? — Почему? Привлечём ещё кого-нибудь. Идём на телеграф. Войдя к телеграфисту, сразу побледневшему при виде грозной Марии, Никифорова скомандовала: — Найди мне Полупанова. — А где он? — Где-то под Мариуполем. Телеграфист застучал ключом. Никифорова вытащила серебряный портсигар, щёлкнула замком, открывая его. — Закуривай, Нестор Иванович. — Да я... — заколебался расстроенный Махно. — Закуривай, закуривай. Какой же ты мужик? Задымили вдвоём. Телеграфист минут через десять сообщил: — Есть Полупанов. — Стучи, — сказала Мария. — Это Никифорова. Чем ты занят, товарищ Полупанов? — Добиваю белогвардейских инвалидов. А что? — В Гуляйполе у Махно измена, офицерня захватила анархистов и советчиков и собирается казнить их. Надо выручать товарищей. — А где сам Нестор? — Нестор рядом. Он в отчаянье. — Мария, вот как прикончу белых, так... — Слушай, Полупанов, за это время там прикончат наших товарищей. Ты соображаешь? — Там где -то на вашей станции Петренко с отрядом, объединяйся с ним. — Да, да, — сообщил телеграфист, закончив чтение с ленты телеграммы. — Петренко здесь, его поезд на запасном пути. — Идём, Нестор. Они действительно нашли на запасном пути состав отряда Петренко. Бойцы, разложив между путями костры, варили пищу. Марию узнавали, приветствовали почти ласково: — Привет, Маруся. Такое приветствие ей не очень нравилось, хотя и кивала в ответ головой. Но на «Привет, товарищ Мария», отвечала с удовольствием. У штабного вагона часовой было потребовал: — Сдайте оружие. Никифорова неожиданно потрепала его по щеке, молвила почти по-матерински: — Отдыхай, сынок, — и, взявшись за поручень, взлетела на ступеньки и мгновенно исчезла за дверью. «Сынок» так был обескуражен, что с Махно ничего не стал требовать, пропустил с маузером на боку. Уже на ступенях Нестор, обернувшись, утешил молодого воина: — Начальство не положено обезоруживать, браток. Так-то. Петренко — полного георгиевского кавалера — не надо было уговаривать, узнав о случившееся, он тут же заявил: — Сейчас, пока мои ужинают, велю паровоз развернуть на пологовское направление. Надо проучить сволочей. — Я тоже займусь этим. А ты, Нестор, ступай пока на станцию, может, что новое будет в обстановке. После полуночи Нестора отыскал новый связной: — Нестор Иванович, вам письмо. — От кого? — От Веретельникова. Разрывая пакет, Нестор не удержался, спросил связного: — Плохо? Тот только поморщился, кивнул на пакет: читайте, мол, сами. «Дорогой друг Нестор Иванович, подлые руководители измены чего-то испугались и освободили меня и Горева с условием, чтоб мы не выезжали с Гуляйполя. Мы воспользовались случаем и устроили митинг в ротах с участием стариков. Крестьяне потребовали от изменников освободить всех арестованных и в первую очередь анархистов. Немцы приближаются к Гуляйполю. Наши товарищи скрываются группами. Крестьяне и рабочие спешно прячут оружие, патроны. Я думаю задержаться до последней минуты в Гуляйполе. Хочу убить Льва Шнайдера. Он во время ареста наших товарищей заскочил с гайдамаками в бюро, порвал знамёна, сорвал и потоптал портреты Кропоткина, Бакунина и Саши Семенюты. Смотри не попади в лапы немцев, лучше воздержись от приезда в Гуляйполе. Теперь ты не поправишь здесь дела: немцы заняли Орехов, через два-три часа будут в Гуляйполе. Мы тебя найдём. Будь осторожен. Неизменно твой Б. Веретельников». Махно сразу же побежал к Никифоровой, вдвоём они пошли к Петренко. Тот прочитал письмо даже с некоторым разочарованием: — Выходит, я зря разворачивался на Пологи. — Выходит, так, — согласилась Никифорова. — Я сейчас разворачиваюсь на Волноваху, а оттуда иду на Юзовку. Товарищ Махно, едем со мной. — Спасибо, Мария, я должен оставаться здесь. Товарищи должны сюда собираться, буду ждать. [I][B]11. Суд над Марией[/B][/I] Положение красногвардейцев и анархистов на фронте ухудшалось не по дням, а по часам. Плохо обученные, полураздетые, они не могли противостоять хорошо вооружённому противнику. Фронт откатывался к Азовскому морю. В Таганроге, переполненном беженцами, ранеными и остатками разгромленных отрядов, Махно безуспешно пытался отыскать следы своих гуляйпольских коммунаров. Ему помогали брат Сава и Степан Шепель. — Я же велел Лепетченко вести их на Таганрог, — размышлял Нестор. — Ты что думаешь, военные дороги прямые? — возражал Сава. — Они так иной раз закуделят, что ни конца ни начала не найдёшь. Лишь бы выкарабкались. — Настя беременна, вот в чём беда. Угораздило её. — Это вас двоих угораздило. — Знаешь, Сава, давайте-ка вы со Степаном гребитесь поближе к фронту и всех наших, кого встретите, направляйте сюда, в Таганрог. А я пойду в Совет, может, чего у них нащупаю. В коридоре здания Советов, среди снующих людей, Махно увидел знакомую кубанку с малиновым верхом. Обрадовался встрече: — Товарищ Мария, здравствуй. — Здравствуй, товарищ Махно, — сунула ему жёсткую ладонь Никифорова. — Какие новости? — 12 апреля в Москве большевики разгромили наши организации. — Час от часу не легче, — нахмурился Махно, беря папиросу из предложенного Марией портсигара. — Здесь нас гайдамаки с немцами давят, там — свои. — Свои, — хмыкнула Мария, чиркая спичкой. — Ты чего здесь? — Да хочу узнать про наших коммунаров. А ты? — Мне приказано зачем-то явиться к товарищу Затонскому, представителю ЦКа. — А кто приказал-то? — Да какой-то красногвардейский начальник Фаскин. Вот жду. Там у Затонского люди. Выйдут. Зайду. — Я тоже с тобой. Не возражаешь? — Два анархиста. Это уже сила. Однако едва они вошли в кабинет Затонского, как возле Никифоровой словно из-под земли выросли два красногвардейца. — Никифорова, вы арестованы. Сдайте оружие. — В чём дело, товарищ Затонский? — спросила Мария пышноволосого хозяина кабинета. — За что меня арестовывают? — Честное слово, не знаю, — развёл тот руками. — Вы что лицемерите? Я командир боевого отряда. Чей это приказ? — Приказ Фаскина. К слову, ваш отряд подлежит разоружению. Отдавая наган красногвардейцу, Мария повернулась к Нестору. — Товарищ Махно, телеграфируйте главнокомандующему Антонову-Овсеенко о творящемся безобразии. Он знает меня. — Хорошо, я сейчас же отправлюсь на телеграф, — повернулся Нестор к двери. — Вы ко мне, товарищ? — окликнул его Затонский. — Теперь уже не к вам, — огрызнулся Махно и вышел. Придя на почту, Махно попросил бланк, взял ручку, начал: «Главнокомандующему Украинским красным фронтом Антонову-Овсеенко. Таганрогские власти без всякого объяснения разоружили анархистский отряд Марии Никифоровой, прибывший с фронта на переформирование. Саму Марию, заманив в Совет, арестовали. Просим вас, товарищ командующий, вмешаться, отдать распоряжение освободить Никифорову, возвратить её отряду оружие и указать участок боевого фронта, куда отряд должен отправиться. Самодурство местных властей льёт воду на мельницу врагов революции. Председатель Гуляйпольского ревкома Нестор Махно, анархист-коммунист». Отправив телеграмму, Махно пошёл в Федерацию анархистов, там уже знали об аресте Никифоровой. Какой-то матрос, отборно матерясь, призывал братву подняться и взять штурмом место заточения товарища Марии. И у него находилось немало сторонников. Пришедший из порта Мокроусов заявил: — Це дило погано, хлопцы. Не треба того, суетиться. Расхлебаем. И не то расхлёбывали. На тюрьму полезешь, порежут пулемётами. Кому корысть? А то чего доброго шлепнут и Марию. Тут треба сперва узнать за ще её? — Вон Махно там был, видел. — О-о, приветанье, Нестор, — обратил наконец на Махно внимание Мокроусов. — Так за ще её? — Кабы я знал. Арестовали по приказу какого-то Фаскина. — Разберёмся. Я думаю, сюда надо вызвать наш бронепоезд из-под Елизаветовки, им командует анархист Гарин — товарищ решительный и боевой. Бронепоезд будет лучшим аргументом в разговоре с Фаскиным. А? Так шо не суетись, братва. — Я только что дал телеграмму главнокомандующему Антонову-Овсеенко, — сказал Махно. — Надо подождать, что он ответит. Тогда и решать, что делать. — Верно, Махно, будем ждать. Если он человек — заборонит. — Ты слыхал, Мокроус, в Москве наших большевики громили? — Иди ты. От кого слыхал? — Мария же и говорила. Может, это от Москвы подуло. А? — Чёрт его знает. Мы ж дерёмся получше красногвардейцев. Если нас начнут арестовывать, какой дурак на них воевать будет. — Под собой же сук рубят, — согласился Нестор. — Неужели не понятно. Вскоре в Федерации появился связист: — Кто здесь Махно? — Я, — поднялся из-за стола Нестор. — Вам телеграмма от главкома. С бьющимся сердцем Нестор развернул листок. — Читай, братишка, громче, — крикнули от окна. — «В Таганрогский Совет Затонскому, копик в ревком, Федерацию анархистов, Махно, — прочёл Нестор сразу охрипшим голосом. — Отряд анархистки Марии Никифоровой, как и товарищ Никифорова, мне хорошо известен. Вместо того чтобы заниматься разоружением таких революционных боевых единиц, я советовал бы заняться их созданием. Главком Антонов». — Ур-р-р-р-а, — закричали сразу несколько человек, а матрос, выхватив маузер, пальнул в потолок. — Тю, дурень, — поморщился Мокроусов. — Срикошетит, своих побьёшь. — Я в матицу, — засмеялся матрос, весело продувая ствол и пряча маузер в кобуру. — Ради главкома. На следующий день посыпались телеграммы из частей фронта: «Освободите Марию, головы сымем за неё!» «Руки прочь от товарища Марии!». Были среди них и матерные телеграммы, но телеграфист писать их дословно не решался, заменяя крепкие выражения многоточиями или начальными буквами слов. Затонский, вызвав к себе Фаскина, бросил ему через стол телеграммы. — Читай. Тот прочитывал, на многоточиях краснел, конфузился, бормотал: — Какое бескультурье. — Ты вот что, культурный товарищ, на каком основании ты арестовал Никифорову? — Но она бросила фронт. — А ты? Ты-то что сюда с луны прибежал? — Я переформировываться. И потом у меня есть жалоба елизаветградцев, что её отряд занимался там грабежами. — Вот и проверяй, да поживее. Вон уже на путях стоит бронепоезд «Свобода и честь» с анархистской командой. — Но, Владимир Петрович, как быть? Выпустить её, что ли? — Это как хочешь, Фаскин. Заварил кашу, расхлёбывай. Затонский сердито ходил по кабинету, что-то обдумывая, Фаскин сидел присмиревший, ожидая указаний. — Придётся судить, Фаскин, — заговорил Затонский. — Меня? — выпучил тот глаза. — Да не о тебе же речь. Никифорову судить. Тебя, дурака, спасать надо. — Не понял. Вы ж знаете, у трибунала один приговор — расстрел. — А мы сделаем революционный суд чести. Новое — хорошо забытое старое. Назначим судьями пару коммунистов, пару эсеров, можно для солидности пристегнуть и анархистов, чтоб никому не пришло в голову осуждать нас за предвзятость. Судьи допросят свидетелей, саму обвиняемую и вынесут вердикт, скажем, не виновна, или какое-то порицание, смотря по доказательствам. И всё. Ей свобода. И овцы целы, и волки сыты. А главное, тебя от позора спасём. Как ты не понимаешь? Если ты её сегодня выпустишь без суда, тебе завтра анархисты кишки выпустят. Она же у них в героях, Жанна д’Арк. Суд состоялся. Он был открытый, в зал пускали любого желающего: смотри, товарищ, какой у нас демократичный суд, мы ничего не скрываем. Один из её защитников, анархист Гарин, командир бронепоезда «Свобода и честь» с пафосом вещал: — ...Товарищи судьи, я совершенно уверен, что раз наш боевой товарищ Мария Никифорова сидит на скамье подсудимых, то только потому, что она видит в вашем лице настоящих революционеров и что, выйдя из суда, она получит обратно своё оружие, отряд и пойдёт с новой силой сражаться с контрреволюцией. Если б она думала по-другому, то я знал бы об этом, и с моей командой освободил бы её силой... Это была уже неприкрытая угроза и громогласная подсказка уважаемому суду, какое надо принимать решение. Судьи были возмущены неприкрытым давлением: — Товарищ Гарин, вы забываетесь, пытаясь указывать революционному независимому суду. Мы здесь для того и работаем, чтобы выяснить истину. Если Никифорова виновна, она получит по заслугам, если не виновна, суд предпримет все меры, чтобы вернуть оружие ей и её отряду. Судьи тоже люди. Если, сидя за столом в зале суда, они изображали саму строгость и неподкупность, то удалившись в совещательную комнату, стали вполне всё понимающими. И в первую очередь начали перемывать кости Фаскину, благо он отсутствовал: — Дёрнуло его её арестовывать. — Вот именно. Как будто сам в Александровске не грабил население. — А где отряду взять, если центр ни хлеба, ни патронов не присылает? Вот и выкручиваешься. Экспроприируешь. — Что будем писать? — Так... Факт грабежей в Елисаветграде не подтвердился. Пиши, пиши... поэтому признать Марию Никифорову невинной. — Гы-гы-гы. — Чего ты? — Невинной она в девятнадцатом веке была, дурило. — Ну а как надо? — Невиновной. [I][B]12. Таганрогская конференция[/B][/I] Командировка Савы Махно через фронт, находившийся в семидесяти километрах от города, завершилась более или менее успешно. Он встретил и направил в Таганрог более десятка гуляйпольских анархистов. Так удалось найти Веретельникова, Каретникова, Краковского, Коростылева, Марченко, Лютого и Горелика с Колядой. К концу апреля вернулись и Сава со Степаном Шепелем. Для проведения конференции гуляйпольцам была предоставлена комната в Федерации. И хотя каждого прибывшего Махно встречал с искренней радостью и улыбкой, за стол председателя он сел мрачноватый. — Что нос повесил, Нестор Иванович, — решил ободрить его Веретельников. — Ах, Боря, какую организацию разогнали. И кто? — Хорошо, что хоть не перестреляли нас. А ведь могли. — То, говорят, Лепетченко постарался, — сказал Лютый. — Саша? — удивился Махно. — Ну да. Он где-то или перехватил Волоха, или письмо ему подкинул: если не освободишь товарищей, завтра будешь трупом вместе с семьёй. Ну Аполлон-то знал, что Сашка такими угрозами не разбрасывается. Мигом освободил, хотя Соловей возмущался этим: мол, отпускаешь на свою погибель. — Что ж, ладно, — вздохнул Махно. — Будем надеяться на лучшее. А сейчас нам надо разобраться, где мы ошиблись, что допустили до разгрома организации. Это наперёд должно послужить нам уроком. — Мне кажется, — заговорил Марченко, — мы погнались за количеством бойцов, выдавали винтовки всем желающим. Радовались: пять тысяч набрали. А кого? Командование офицерам доверили. Вот они и накомандовали. — Если б не отправили отряд Каретникова под Чаплино, может, ничего бы и не случилось, — сказал Сава Махно. — Причём отряд Каретникова, товарищи, — вступил в спор Лютый. — Немцы с гайдамаками были на подходе, вот офицерики и замандражили. Они-то понимали, что такая наша армия не выдержит первого же боя. Вот и решили откупиться головами анархистов да советчиков. С этим не вышло, откупились оружием нашим, пушками. — Вот это, пожалуй, самое обидное, — крякнул Махно. — Сколько радовались: ну теперь повоюем. Повоевали, называется. Девять вагонов снарядов, два — патронов! Вот подарочек так подарочек контрреволюции. — Не расстраивайся, братка, — сказал Сава, — большевики вон Украину немцам подарили. И нас не спросили. — Да, их брестский мир миром не кончится. Ба-альшая грядёт драка. И Украине достанется, и России не меньше. Давайте решим, вернёмся ли в Гуляйполе? — Возвращаемся, конечно, — чуть не в один голос зашумели гуляйпольцы. — Дома и родные стены будут помогать. — Спасибо, хлопцы, — сразу повеселел Нестор. — Я от вас и не ожидал другого. Итак, мы возвращаемся на родину нелегально, организуем там подпольные группы по пять-двадцать человек и начинаем борьбу против Рады и немцев. — Мне кажется, надо и помещиков тряхнуть. Они воротились вместе с немцами, — сказал Коростылев. — Празднуют победу. — Будем и их уничтожать обязательно, — поддержал Нестор. — Конечно, товарищи, мы будем возвращаться не вместе, может, даже поодиночке, и пусть каждый, вступив на родную землю, сразу начинает работу среди крестьян. Наши крестьяне уже хлебнули воздуха свободы и их нетрудно будет организовать. И направить именно на помещиков, отнявших у них землю. [/QUOTE]
Вставить цитаты…
Ответить
Главная
Форумы
РАЗДЕЛ ДОСУГА С БАНЕЙ
Библиотека
Мияш "Одиссея батьки Махно"