Меню
Главная
Форумы
Новые сообщения
Поиск сообщений
Пользователи
Зарегистрированные пользователи
Текущие посетители
Наш YouTube
Наш РЦ в Москве
Пожертвования
Вход
Регистрация
Что нового?
Поиск
Поиск
Искать только в заголовках
От:
Новые сообщения
Поиск сообщений
Меню
Главная
Форумы
РАЗДЕЛ ДОСУГА С БАНЕЙ
Библиотека
Мияш "Одиссея батьки Махно"
JavaScript отключён. Чтобы полноценно использовать наш сайт, включите JavaScript в своём браузере.
Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нём некорректно.
Вам необходимо обновить браузер или попробовать использовать
другой
.
Ответить в теме
Сообщение
<blockquote data-quote="Маруся" data-source="post: 387860" data-attributes="member: 1"><p>— Хорошая поддержка, ничего не скажешь, — усмехнулся Попов. — У нас 85 боевых тачанок, а за нами скачут ещё 200 крестьянских, чтобы при захвате города пограбить склады с продовольствием и барахлом.</p><p></p><p>— Ничего. Пусть скачут, — сказал Махно. — Город столетиями грабил деревню, пусть теперь и крестьяне его пограбят.</p><p></p><p>— Ладно бы продукты и барахло, а то вижу одно: везёт на возу пианино. Спрашиваю: для чего оно тебе? Отвечает: в хозяйстве пригодится. Вот и возьми его за рупь двадцать.</p><p></p><p>Штабисты посмеялись запасливости крестьянина. Белаш, заканчивая совещание, предупредил:</p><p></p><p>— Товарищи, по нашим сведениям, в сёлах Грушеваха и Камышеваха находится отряд красных до 200 человек пехоты, до 50 сабель и 20 пулемётов. Наша задача разбить этот отряд, для чего предлагаю выделить из группы пехотный полк, усиленный кавалерией, а в командиры назначить товарища Марченко.</p><p></p><p>— Я готов, — поднялся Марченко и отчего-то покраснел.</p><p></p><p>— А потянет он? — усомнился Каретников. — Молод ещё.</p><p></p><p>— Сколько тебе, Алёша? — спросил Махно.</p><p></p><p>— Скоро будет восемнадцать.</p><p></p><p>— Чего вам ещё надо? — заступился Нестор за юношу. — Самый боевой возраст, вон и усы пробиваются. Не робей, Алексей, лупи красных карасей.</p><p></p><p>Махно знал, что Марченке едва исполнилось 17 лет, и вполне сочувствовал его наивной хитрости: «скоро будет 18», никак не предполагая, что не доживёт отважный кавалерист до своего 18-летия.</p><p></p><p>— Значит, к завтрашнему вечеру, Марченко, ты должен управиться с красным отрядом.</p><p></p><p>— Постараюсь.</p><p></p><p>Однако красные опередили махновцев, они среди ночи приблизились к селу и начали обстреливать его из пушек. Конечно, всех побудили, но Махно приказал Шаровскому:</p><p></p><p>— Корнеич, не отвечай, не трать снаряды. Пусть пуляют в белый свет как в копейку.</p><p></p><p>— Да я и сам думал, рассветёт, туман рассеется, увижу цель, тогда и шарахну... Что ж вслепую-то палить.</p><p></p><p>Но стреляли недолго. Зиньковский выслал разведку, чтоб выяснила, где находится позиция красных и, если возможно, их силы.</p><p></p><p>— Что они там ночью да при таком тумане увидят? — сказал Нестор.</p><p></p><p>— Ну не вечно же туман будет, рано или поздно рассеется.</p><p></p><p>Начало светать, туман, казалось, становился ещё гуще, а разведчиков всё ещё не было.</p><p></p><p>— Молоко, — заметил Махно, принимая от Трояна повод своего коня. — Гавря, поторопи бригаду, да вели не шуметь.</p><p></p><p>К Махно подъехал Куриленко, за ним Марченко.</p><p></p><p>— Зря вы, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Что «зря», Алёша?</p><p></p><p>— Зачем сами-то? Неужто я не управлюсь.</p><p></p><p>Махно догадался, что Марченко воспринял появление батьки, как недоверие молодому командиру.</p><p></p><p>— Не было б такого тумана, Алёша, я бы не беспокоился. А сейчас всё на ощупь придётся делать. Выступаем двумя группами. Красные где-то близко. Если мы услышим, что ты наскочил на них, сразу пойдём в охват им, в спину. Если мы нарвёмся, и ты услышишь стрельбу, тут же спеши им в тыл и атакуй. Они скорей всего воспримут твоё появление как подмогу себе, этим и воспользуйся — сразу в шашки. Пока сообразят, половину вырубишь. И только.</p><p></p><p>Махно и Куриленко выехали из села во главе бригады и сразу свернули с дороги, понимая, что именно на ней может оказаться впереди вражеский пулемёт на тачанке.</p><p></p><p>Туман начал редеть, и тут впереди за белой мутью проявились тачанки. Повстанцы въехали в расположение противника. «Вляпались», — успел подумать Махно, хватаясь за рукоять сабли, и в это мгновение по ним ударили пулемёты.</p><p></p><p>Первая же очередь свалила обоих командиров — Махно и Куриленко.</p><p></p><p>— Батьку убили-и-и! — раздался отчаянный крик адъютанта.</p><p></p><p>И кавбригада от такой страшной новости не рассыпалась, не разбежалась, а наоборот, звеня выхваченными шашками, ринулась в атаку. Если бы кто-нибудь из красной цепи захотел спастись бегством, он не смог бы этого сделать. С тыла налетел отряд Марченко. Не щадили никого, даже тех, кто бросал оружие и поднимал руки. Добравшись до пушек, вырубили всю обслугу.</p><p></p><p>В какие-то полчаса красная часть перестала существовать.</p><p></p><p>Марченко подскакал к тому месту, где склонился над Махно Троян, спросил встревоженно:</p><p></p><p>— Что с батькой?</p><p></p><p>— Ранен.</p><p></p><p>— Слава богу, — перекрестился искренне Алексей.</p><p></p><p>— В ногу. Они вместе с Куриленкой свалились. Обоим досталось по ногам.</p><p></p><p>— Лишь бы не по головам, — морщась, сказал Махно. — Голова-то одна, а ног две.</p><p></p><p>— Батько живой, токо ранен, — громко и радостно перекликались бойцы, подъезжая со всех сторон к уцелевшим командирам.</p><p></p><p>Вскоре появилась батькина тачанка, на облучке сидел Гриша Василевский, на сиденье — встревоженная Галина.</p><p></p><p>Узнав о ранении Махно и Куриленко, Белаш возмущался:</p><p></p><p>— Куда их понесло? Было ж сказано с вечера — атакует Марченко. Так нет, явились — не запылились главнокомандующий с заместителем.</p><p></p><p>Но ещё больше негодовал начальник штаба, узнав, что был вырублен весь красный полк, что никого не оставили в живых. Напустился на Марченко:</p><p></p><p>— Что это за самоуправство? Кто вам позволил уничтожать всех? Возмутительно!</p><p></p><p>— Но бойцы подумали, что батько у.бит, — оправдывался Марченко. — Ну и ожесточились.</p><p></p><p>— А ты командир или пешка? Почему не остановил?</p><p></p><p>Алексей отмалчивался, а что было говорить, когда сам приказал: «За батьку всем карачун».</p><p></p><p>За него неожиданно вступился Зиньковский:</p><p></p><p>— Что ты напустился на молодого командира, Виктор? В бою выбирать и раздумывать не приходится: не ты его, так он тебя.</p><p></p><p>— При чём тут это? Человек бросает оружие, поднимает руки: сдаюсь. А его шашкой по голове. А ведь у нас есть приказ Реввоенсовета, запрещающий самосуды.</p><p></p><p>— Какие самосуды? Шёл бой. Может, ещё скажешь, туда надо адвокатов тащить?</p><p></p><p>— Ты не передёргивай, Лева.</p><p></p><p>— Ты вот что, Виктор Фёдорович, армия по сути осталась без главнокомандующего, Махно с Куриленкой выведены из строя. Надо им врача искать, а не пилить молодого командира.</p><p></p><p>— Где я его возьму, врача-то?</p><p></p><p>— Как где? В Старобельске есть. Надо скорым маршем идти туда и брать город. А то если будем тянуть, у Нестора с Василием может антонов огонь приключиться. Обезножат мужики, а то и помрут.</p><p></p><p>— Кто сейчас с ними?</p><p></p><p>— Галина Андреевна с Феней. Кровь остановили, а что внутри — не знают. Хирург нужен, специалист.</p><p></p><p>— У тебя есть разведданные, какой гарнизон в Старобельске?</p><p></p><p>— Да батальон ВОХРа всего, поручи тому же Марченке, он его мигом разгонит. Да побыстрей надо, побыстрей.</p><p></p><p>Белаш наказывал Марченке:</p><p></p><p>— Постарайся меньше крови. В плен сдаются — бери, они многие к нам пристанут, убегать будут — не гоняйся. Наша главная задача — достать врачей для батьки и Куриленки.</p><p></p><p>3 сентября Повстанческая Армия вступила в Старобельск почти без боя. Едва не половина вохровцев изьявила желание стать махновцами, другие во главе с командирами бежали на Луганск. Их и не преследовали. Местные врачи тут же начали оперировать Махно и Куриленку, дивясь почти одинаковости ранений. У обоих были прострелены ноги ниже колен. И чтоб хоть как-то ободрить оперируемых, говорили:</p><p></p><p>— Счастливчики, что по коленкам не угодило. А эти дырки скоро заживут.</p><p></p><p>Только одна «дырка» у Махно, пробившая щиколотку, вызывала у врачей озабоченность. Но об этом раненому не обязательно было знать.</p><p></p><p>Воспользовавшись остановкой в Старобельске в связи с лечением батьки, анархисты-набатовцы провели конференцию, на которой выработали программу действий на текущий момент. Вёл её старейший анархист, сокамерник по Бутырке и друг Махно Аршинов, которого Нестор всегда называл своим учителем.</p><p></p><p>Сразу по окончании конференции Аршинов пришёл в палату к Махно, лежавшему там с Куриленкой.</p><p></p><p>— Ну что нового, Пётр Андреевич? — спросил Нестор после первых приветствий.</p><p></p><p>— Есть хорошая новость, Врангелю не удалось пробиться на Кубань, убрался восвояси в Крым. 1 еперь дело за Назаровым.</p><p></p><p>— Ну этому Дона тоже не видать. Чёрт, как некстати мы с Василием схлопотали по пуле.</p><p></p><p>— Пуля всегда бьёт некстати, — улыбнулся Аршинов, присаживаясь на койку к Махно.</p><p></p><p>— Ну, Пётр Андреевич, рассказывай, что решили?</p><p></p><p>— А вот читай, — протянул Аршинов бумагу, исписанную чётким красивым почерком. Махно взял лист, пробежал глазами начало, позвал Куриленку:</p><p></p><p>— Вот слушай, красный командир, что решили на съезде. Это и наша программа: «Принимая во внимание, что Советская власть стала могильщицей революции, что война Советской власти с буржуа и белогвардейщиной не может служить смягчающим обстоятельством в нашем к ней отношении, конфедерация «Набат» призывает всех анархистов и честных революционеров к решительной и непримиримой борьбе с Советской властью и её институтами, не менее опасными для дела социальной революции, чем Антанта и Врангель...» Слышь, Василий Васильевич?</p><p></p><p>— Не глухой, — отозвался Куриленко. — На своей шкуре всё это испытал.</p><p></p><p>— А вот и про армию. «Набатовцы считают идеальной формой вооружённых сил революции Повстанческую Армию, организуемую снизу на добровольных началах. Никакая принудительная армия, в том числе и Красная, не может считаться истинной защитницей социальной революции. Она не соответствует сущности революционного дела на внешнем фронте, зато внутри страны является главным оплотом реакции». Не в бровь, а в глаз.</p><p></p><p>— Это точно, — согласился Куриленко. — Красная Армия в основном воюет со своим народом. Не удивительно, что замороченные красноармейцы так легко переходят к нам. Ты прочитай Аршинову стихи, он нынче заведует культурно-просветительным отделом, пусть оценит.</p><p></p><p>— Да я ещё только начало написал.</p><p></p><p>— Ну и что? Зато очень точно к теме анархистской конференции подходит. Андреич, попроси ты...</p><p></p><p>— А что? Почитай, Нестор, — попросил Аршинов.</p><p></p><p>— Я ещё не знаю, куда оно выльется, — пытался отвертеться Нестор.</p><p></p><p>— Ладно, ладно. Народ просит, не ломайся, батька.</p><p></p><p>— Чёрт с вами. Читаю: нам лукавить не с руки. Видим, как народ страдает. Словно ржа большевики Революцию съедают.</p><p></p><p>— Всё? — спросил Аршинов.</p><p></p><p>— Всё. Я же сказал, что только начало.</p><p></p><p>— Как напишешь, всё опубликуем в нашей газете. И Куриленко прав, это в струе нашей конференции. Будем считать, что ты, несмотря на ранение, принял в ней участие.</p><p></p><p><em><strong>13. Опять союз непримиримых</strong></em></p><p>Врангель убрался с Кавказа, отказавшись от плана выхода на Кубань, но на своём левом фланге он продолжал наступление на север и уже подходил к Екатеринославу, всё ещё надеясь на соединение с Пилсудским.</p><p></p><p>Десант генерала Назарова был разбит махновцами и большей частью пленён. Офицеры, как водится, были расстреляны, но уже не по наитию, как раньше, а по постановлению специальной комиссии по антимахновской деятельности, возглавляемой Галиной — женой батьки.</p><p></p><p>Пока Махно лечился, армией командовал его заместитель Семён Каретников и, надо заметить, довольно удачно. В сентябре 1920 года Повстанческая армия не потерпела ни одного поражения.</p><p></p><p>За время лечения Нестор отрастил усы, и Белаш, явившийся наконец с докладом к поправлявшемуся командарму, не преминул заметить:</p><p></p><p>— Уж не вторым ли Будённым хочешь стать, Нестор?</p><p></p><p>— А иди ты, — отмахнулся Махно.</p><p></p><p>— Значит, в генералы захотел, — не унимался Белаш.</p><p></p><p>— Кончай зубоскалить, давай рисуй обстановку.</p><p></p><p>— А я не зубоскалю. Вот, читай Слащёвскую листовку, её белые клеят чуть ли не на всех столбах. Особенно подпись посмотри.</p><p></p><p>Махно взял листовку, прочёл подпись и на мгновение онемел, там было напечатано: «генералы Деникин, Врангель и Махно».</p><p></p><p>— Вот же с-****, — выругался Нестор, — провокаторы! Ну если захватим Слащёва, лично изрублю на кусочки.</p><p></p><p>— Ты б текст-то прочёл, — посоветовал Белаш.</p><p></p><p>— Н-не хочу.</p><p></p><p>— Зря. Они там половину программы содрали у нас, обещая самоуправление снизу и землю тем, кто её обрабатывает. Белые хотят тебя окончательно поссорить с большевиками, раз в генералы произвели. И если на то пошло, то мы, Нестор, невольно служим Врангелю, громя красных.</p><p></p><p>— Но они же сами лезут в драку. Мне Каретник докладывал: передыха от них нет.</p><p></p><p>— Почему нет? С 16-го по 20-е не нападали.</p><p></p><p>— Ну и что ты предлагаешь?</p><p></p><p>— Я полагаю, пока Врангель не разбит, надо искать союза с красными.</p><p></p><p>— Ты думаешь, они пойдут на это?</p><p></p><p>— А куда им деться? Пилсудский заставил их подписать перемирие, которое наверняка нарушит, если белые смогут с ним соединиться. Большевикам сейчас не до жиру — быть бы живу: даже твой старый друг Троцкий начал писать в газетах, что, мол, не все махновцы плохие, есть среди них и хорошие.</p><p></p><p>— Ох, лиса.</p><p></p><p>— Конечно, лиса. Был бы при силе, по-другому бы разговаривал. Вспомни-ка прошлый год. Только заподозренных в сочувствии к нам расстреливали, не говоря уже о пленных повстанцах.</p><p></p><p>— А что, Виктор Фёдорович, попробуй связаться с Харьковом, закинь удочку.</p><p></p><p>— Попробую.</p><p></p><p>— Аршинову с Теппером скажи, пусть подготовят статью для «Повстанца» на предмет примирения с красными, чтоб совместными усилиями изгнать белых с нашей земли. Глядишь, нам и зачтётся, тогда можно было бы повести разговор об автономии екатеринославщины для устройства Свободной Советской Территории. Должны же мы довести до конца нашу анархистскую идею построения безвластного общества.</p><p></p><p>— Тут ещё такое дело. У Врангеля есть дивизия имени батьки Махно, которой командует Володин. Возможно, из-за этого большевики и дудят, что мы де в союзе с Врангелем.</p><p></p><p>— Пришли ко мне Зиньковского.</p><p></p><p>— Хорошо.</p><p></p><p>После ухода Белаша, молчавший при нём Куриленко сказал со вздохом:</p><p></p><p>— Не дадут.</p><p></p><p>— Чего не дадут? — не понял Махно.</p><p></p><p>— Строить Свободную Советскую Территорию. Уж я-то их знаю. Говорят одно, делают — другое.</p><p></p><p>Явившегося Зиньковского Махно спросил:</p><p></p><p>— Лёва, ты в курсе, что у Врангеля есть дивизия моего имени и ею командует Володин?</p><p></p><p>— Конечно, в курсе.</p><p></p><p>— А почему не сказал мне? — разозлился Нестор.</p><p></p><p>— Ты покамест больной, — нашёлся Зиньковский. — Больных не велено расстраивать.</p><p></p><p>— Кем?</p><p></p><p>— Гиппократом.</p><p></p><p>— Ишь ты, нашёл, кем прикрываться, — понизил тон Махно. — В общем, так, Лева, я не верю, что Володин стал ярым белогвардейцем. Просто в Крыму ему некуда было деваться, и Врангель использовал его, а заодно и моё имя. Отправь к Володину надёжного человека с письмом и предложением переходить на нашу сторону. И, если сможет, пусть приволокёт к нам хотя бы Слащёва.</p><p></p><p>— У Яшки-вешателя наверняка такая охрана, что захват не реален.</p><p></p><p>— А я и не настаиваю, я и говорю: если сможет.</p><p></p><p>Через день к Махно явился Попов:</p><p></p><p>— Нестор Иванович, Теппер в завтрашний номер газеты набрал статью, в которой едва не целуется с красными.</p><p></p><p>— Ну и что?</p><p></p><p>— Как что? Они нам передыху не дают. Вели рассыпать набор.</p><p></p><p>— Ни в коем случае. Я не большевик, а анархист, а анархизм подразумевает свободу слова и мнений. Забыл, как в Екатеринославе мы разрешали большевикам срамить нас в печати?</p><p></p><p>— Ну и чем это кончилось? Заговором.</p><p></p><p>— Это разные вещи: Попов, печать и заговор.</p><p></p><p>— Но ты понимаешь, что Теппер в этой статье, в сущности, зовёт нас к союзу с большевиками.</p><p></p><p>— Ну и что?</p><p></p><p>— Как что? Как что? — возмутился Попов. — Ты забыл, что я в Москве приговорён к расстрелу. Как только заключим союз, явятся чекисты и приведут приговор в исполнение.</p><p></p><p>— Ну насчёт этого приговора вы сами виноваты с Соболевым. Я же вас куда посылал?</p><p></p><p>— В Харьков.</p><p></p><p>— Правильно. А зачем? Чтоб выручить из тюрьмы начальника штаба Озерова с товарищами. А вы рванули в Москву, даже не уведомив меня.</p><p></p><p>— Потому и рванули, что Озеров с товарищами были уже расстреляны по приказу Ворошилова.</p><p></p><p>— Вот с Ворошилова бы и спросили. Так нет, вам Ленина с Троцким подавай.</p><p></p><p>— Но мы же совещались, большинство высказалось за то, чтоб акт возмездия провести в Москве и помасштабнее, чтоб на всю Россию прогрохотало.</p><p></p><p>— Вот именно «прогрохотали» и больше навредили этим. Не взрывом, конечно, а признанием в авторстве. Кто из вас сообразил сочинить листовку, что, мол, взрыв в Леонтьевском — это месть за харьковский расстрел. Вы же дали след чекистам своим признанием.</p><p></p><p>— Это всё Соболев придумал.</p><p></p><p>— Ну вот и подписал приговор, если б только себе, а то ведь всей организации, и тебе и мне. Ты шибко не трусь, Попов. Я уж до скольки раз был вне закона и ничего — живой.</p><p></p><p>— Значит, и ты к союзу клонишься.</p><p></p><p>— Выходит, клонюсь, к союзу против Врангеля. Белых прогоним, расторгнем брак с коммунистами.</p><p></p><p>— Ха-ха, если уцелеешь, — сардонически усмехнулся Попов. Но Махно отшутился с нарочитой весёлостью:</p><p></p><p>— Не горюй, Митя, если чекисты нас шлепнут, то вместе. А в раю вдвоём веселее будет.</p><p></p><p>— Ох, не видать нам с тобой рая. На нас грехов много, Нестор Иванович.</p><p></p><p>27 сентября Белаш связался с Харьковом и договорился с уполномоченным правительства Манцевым о перемирии. Докладывая Нестору о переговорах, отметил:</p><p></p><p>— Это тот самый Манцев, который готовил Федю Глущенко к покушению на тебя.</p><p></p><p>— Ну и на каких условиях вы договорились?</p><p></p><p>— На условиях полной амнистии махновцам и в перспективе, после разгрома Врангеля, положительного решения вопроса о создании автономного района с центром в Гуляйполе.</p><p></p><p>— Значит, припёрло их, если они даже на это согласились. Обязательно надо оговорить условия освобождения наших хлопцев из тюрем. Где-то у них Алёша Чубенко парится.</p><p></p><p>— Ещё как припёрло. Мы перехватили телеграмму командующего Южфронта Фрунзе, в которой он признается Москве, что чувствует себя со штабом в окружении враждебной стихии и что настроение масс можно переломить только крупным успехом на фронте.</p><p></p><p>— И конечно, этот успех ему должны обеспечить махновцы?</p><p></p><p>— Ты угадал, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Кстати, ты ещё докажи на Реввоенсовете свою правоту в отношении союза с Красной Армией.</p><p></p><p>— А ты что, не поддержишь?</p><p></p><p>— Ты же знаешь, я поддерживаю народ. Как решат на Совете, так и будет.</p><p></p><p>— Собирай всех командиров, убеждай и не забывай, что ты со своими сторонниками главный ответственный за всё. Когда думаешь провести Совет?</p><p></p><p>— Да хоть послезавтра. Тянуть нечего. Мы договорились с Манцевым обменяться делегациями по три человека. Кого бы ты рекомендовал послать в Харьков?</p><p></p><p>— Я бы посоветовал Буданова, Хохотву и Клейна. Но ты сперва реши главный вопрос — согласие штабарма и Реввоенсовета на этот союз, а потом уж предлагай делегатов на переговоры. И чтоб они поехали обязательно с проектом договора, чтоб было отчего танцевать в Харькове.</p><p></p><p>— У меня уже есть наброски.</p><p></p><p>— Вот и отлично.</p><p></p><p>Махно оказался прав, для многих командиров сообщение о союзе с красными, которых только что били в хвост и в гриву, явилось взрывом разорвавшейся бомбы. Зашумели дружно:</p><p></p><p>— Это же предательство! — крикнул Иван Пархоменко. — Вы что тут с ума посходили? Они же наших хлопцев без суда расстреливают.</p><p></p><p>— Что хлопцев? Детей наших и жонок не щадят.</p><p></p><p>— Батька, ты чего молчишь? Скажи слово.</p><p></p><p>— Я нынче не у дел, братцы. У вас есть главнокомандующий, с ним и решайте.</p><p></p><p>Попов торжествовал и не скрывал этого, у Белаша даже мелькнула мысль: «Его работка». Противники союза накинулись на главнокомандующего:</p><p></p><p>— Семён, ты чего молчишь?</p><p></p><p>— А чё говорить-то, — выдавил из себя молчун Каретников.</p><p></p><p>— Как «чё»? Как «чё»? Ты за союз с красными или нет?</p><p></p><p>Семён долго молчал, видимо, надеясь, что его оставят в покое, но штабарм и Реввоенсовет не спускали с него глаз. Покряхтев, пробормотал:</p><p></p><p>— Сволочи они.</p><p></p><p>— Кто? — чуть не хором спросили раздосадованные командиры.</p><p></p><p>— Большевики.</p><p></p><p>— Ну вот, — вскричал обрадованно Пархоменко, — и главнокомандующий против союза.</p><p></p><p>Белаш, слушая эту перепалку, наконец не выдержал, вскочил и заговорил с возмущением:</p><p></p><p>— Вы что? Хотите опять на шею народа посадить царя с генералами, или польских панов? Мне большевики тоже не родня, но сегодня у нас нет другого союзника против Врангеля. Вы сами выбрали нас в Совет повстанцев революционной Украины, значит, доверили нам руководство повстанчеством. А когда дело дошло до исполнения решения Совета, вы на дыбы. Вы — командиры, а что тогда говорить о рядовых махновцах? Если не доверяете избранному вами Совету, отправляйте нас в отставку и избирайте другой.</p><p></p><p>Белаш сел, на бледном лице его выражалась решимость: или — или. После долгой паузы и перешёптываний поднялся Куриленко:</p><p></p><p>— Вот что, товарищи повстанцы, скажу честно, меня тоже тошнит от большевиков, впрочем, как и Белаша и батьку. Но, если мы сейчас отклонимся от союза с ними, завтра может быть поздно. Врангель снюхается с поляками, там ещё, глядишь, добавится и Румыния, и мы получим такую гремучую смесь, что вспомним Деникина как родного дядю. Я предлагаю поддержать решение Совета, а тех, кто будет против, считать союзниками Врангеля.</p><p></p><p>— Ого-о-о, — раздалось от двери.</p><p></p><p>Выступление Куриленко переломило настроение колеблющихся. Белаш немедленно провёл голосование за одобрение союза с Красной Армией. Одобрили почти единогласно, отказался голосовать Пархоменко, воздержался Попов. Ох, печёнкой он чуял, старый анархист-т.еррорист, откуда нагрянет беда и, наверно, не раз пожалел, что принародно хвастался по пьянке: «Зарублю 300 коммунистов, тогда успокоюсь». Зарубил уже 190, помогая Голику, но за это никакой амнистии от Москвы ждать не приходилось.</p><p></p><p>После этого без каких-либо трений избрали делегацию в Харьков, — как и советовал ему накануне батька.</p><p></p><p>Распуская совещание, Белаш, предупреждённый заранее Нестором, сказал:</p><p></p><p>— Товарищей Куриленко и Каретника прошу задержаться ненадолго.</p><p></p><p>Когда все вышли, Махно сказал с лёгким упрёком:</p><p></p><p>— Что ты, Семён, бе-ме, так и не сказал ничего путного. Конечно, знаю я, в битве ты орёл, но в разговоре... В общем, так, отныне главнокомандующим будет Куриленко, а Каретников — командармом. Ты не обидишься, Семён?</p><p></p><p>— С чего бы?</p><p></p><p>— Ну и молодец, — похвалил Махно. — Понимаешь, главкому придётся ехать подписывать договор, который составят наши посланцы в Харькове, а ты с твоей «говорливостью» заговоришь союзников.</p><p></p><p>— Тем более непримиримых, — усмехнулся Белаш.</p><p></p><p>— Ты верно заметил, Виктор. Опять у нас шаткий союз непримиримых. Ты — начальник оперативного отдела. Свяжись с врангелевскими махновцами, предупреди, чтобы раньше времени не высовывались, напротив, являли бы Врангелю полное миролюбие. И лишь по нашей команде выступили бы разом. Тогда он мигом уберётся в Крым.</p><p></p><p>На следующий день Белаш докладывал Нестору:</p><p></p><p>— Пархоменко уехал со своими хлопцами.</p><p></p><p>— Ну, вольному воля.</p><p></p><p>— Это будем считать дезертирством ?</p><p></p><p>— Не стоит, Виктор. Я вполне понимаю его. И не осуждаю.</p><p></p><p><em><strong>14. Первый приказ</strong></em></p><p>К 18 октября Повстанческая Армия заняла позицию между 13-й и 14-й Красными Армиями от Чаплина до Синельникова. По приказу Махно Белаш отправил всем командирам-махновцам, завербованным Врангелем, приказ: повернуть оружие против белых.</p><p></p><p>Сидя в хате и морщась от боли в ноге, Махно слушал доклад Белаша, кому тот отправил приказ:</p><p></p><p>— Володину, Яценко, Савченке, Самко, Голику, Чалому. Кстати, последний занимает позицию перед нами.</p><p></p><p>— Хорошенькое дело, махновцы на махновцев, — прокряхтел Махно. — А где Володин?</p><p></p><p>— Володин далеко, в тылу под Никополем, видно, белые ему не очень доверяют.</p><p></p><p>— Володин-то выступит, а вот в Яценке и Савченко... я что-то сомневаюсь.</p><p></p><p>— Почему?</p><p></p><p>— Очень уж они лизоблюдничали перед Врангелем, нахваливали его в своих листовках: чуть ли он не спаситель России. А Чалого надо уговорить миром, не дело начинать со своих.</p><p></p><p>— Да я послал ему приглашение явиться на наш Совет вместе с начальником штаба, от твоего имени, конечно.</p><p></p><p>— Ну и правильно. Меня он скорее послушается. А как решили в штабе разделить нашу армию?</p><p></p><p>— Мы разделили её на 4 группы, из которых 3 оперативные и 1 резервная. Первой группой командует Марченко, и начштаба у него Тарановский.</p><p></p><p>— Численность?</p><p></p><p>— Три пехотных полка и два кавалерийских. Это 3 тысячи штыков, 1000 сабель и 100 пулемётов. Примерно такие же силы у 2-й группы.</p><p></p><p>— Кто командует?</p><p></p><p>— Петренко, начштаба Щусь.</p><p></p><p>— 3-й группой командуют Забудько и Огарков.</p><p></p><p>— Кто на резервной группе?</p><p></p><p>— Каленик с 2 тысячами штыков и Кожин с пулемётным полком и 500 сабель.</p><p></p><p>— Сколько у него пулемётов?</p><p></p><p>— 600 и все поставлены на тачанки.</p><p></p><p>— Вот это сила. Артиллерия?</p><p></p><p>— Три полных батареи.</p><p></p><p>— Когда заседание Совета?</p><p></p><p>— Примерно через час.</p><p></p><p>— Я не смогу, Виктор, нога разболелась, хоть волком вой. Пусть там командарм Каретников меня представляет. С Харьковом связывался?</p><p></p><p>— Да, говорил с Куриленко, он подписал договор. Вот с четвёртым пунктом они тянут, говорят, что вернёмся к нему после разгрома Врангеля.</p><p></p><p>— Конечно, большевикам не в струю этот пункт о Свободной Советской территории.</p><p></p><p>— Куриленко говорит, что-де всё согласовано с Москвой, дело за Украинским правительством, божатся, что вот-вот подпишут.</p><p></p><p>— Кто ж поверит в большевистскую божбу? Ну да ладно, влезли в кашу, надо расхлёбывать, после Совета сразу ко мне, расскажешь, что решили.</p><p></p><p>На Совете, где были почти все командиры, штабарм и многие анархисты, в президиуме сидели Белаш и, как всегда, молчаливый Каретников. Основным докладчиком выступил Долженко:</p><p></p><p>— Главным провокатором в повстанческом движении оказался Врангель. Его ничтожная кучка вылезла в июне из Крыма, и как чума расползлась по северной Таврии и Екатеринославщине, захватив и западную часть Таганрогского округа. Но вскоре он выдохся, поскольку Врангелю не удавалось провести мобилизацию местного населения. И тогда, зная об авторитете батьки Махно, Врангель стал усердно распространять информацию, что де Махно является его союзником, дошло до того, что заочно объявил батьку генералом и стал слать к нам делегатов. Первый же явившийся по приказу батьки был повешен. Конечно, Врангель знал об этом, но всё равно упорно добивался привлечения махновцев на свою сторону, продолжая под своими призывами печатать рядом со своей фамилию батьки. Первым ему удалось завербовать Володина, действовавшего в Крымских горах со своей группой и, видимо, поверившего лживой пропаганде белых. По выходу из Крыма Врангель вместе со Слащёвым привлёк на свою сторону многие наши разрозненные отряды. На своей территории он не преследовал махновцев, а наоборот, давал деньги, оружие. Это сбило с толку народ, население стало вступать в полки белых, искренне полагая, что вступает в армию Махно. Вот у меня две листовки, подписанные Яценком и Савченко, призывающие вступать в Русскую армию, которая несёт свободу и в которой сражаются махновцы во главе с батькой. Ну как?</p><p></p><p>— Надо расстрелять провокаторов, — зашумел зал.</p><p></p><p>— Вот так, товарищи, усиливался в Таврии Врангель, обманывая народ, пятная честное имя Нестора Махно, — продолжал Долженко с пафосом, клеймя вчерашних товарищей, предавшихся белогвардейцам, и вдруг замер на полуслове. В зал широко распахнулась дверь, и перед Советом предстал улыбающийся Чалый с белогвардейским капитаном.</p><p></p><p>— Ты? — удивился Долженко. — Как? Откуда?</p><p></p><p>— Оттуда, — кивнул за спину Чалый. — Явился по приглашению Белаша со своим начальником штаба. Прошу любить и жаловать.</p><p></p><p>— А за что тебя любить прикажешь? — крикнул кто-то из командиров.</p><p></p><p>— Да, да, — поддержали другие. — Расскажи народу о своём предательстве.</p><p></p><p>— Товарищи, — попытался вмешаться Белаш. — Я вызвал Чалого на совещание, а не на суд. Вы что? Я по приказу батьки...</p><p></p><p>Но Белаша вроде и не слышали.</p><p></p><p>— Ничего, пусть повинится перед товарищами.</p><p></p><p>— Иди сюда, — пригласил Долженко, имея намерение уступить Чалому трибуну. — Кайся.</p><p></p><p>— Послушай, Семён Никитич, — обратился Белаш к Каретникову. — Ты хоть уйми их... Я же вызвал Чалого... Он пришёл, а они его...</p><p></p><p>Но Каретников, словно и не слышал Белаша, он воззрился на белогвардейского капитана, и в его сузившихся глазах полыхала ненависть. Вдруг, не говоря ни слова, Каретников рванулся из-за стола, подскочил к капитану, сорвал с него погоны и, ухватив за горло, стал душить. Белаш кинулся за ним, крикнув:</p><p></p><p>— Помогите кто-нибудь, — и ухватился сзади за Каретникова, пытаясь оттащить его.</p><p></p><p>Только вмешательство Зиньковского и Гавриленки помогло вырвать несчастного из рук командарма.</p><p></p><p>— Лёва, уведи капитана к батьке, — попросил Белаш. — Видишь, на Каретнике чёрт верхом поехал. Уведи от греха.</p><p></p><p>Зиньковский увёл капитана, возбуждённый зал шумно обсуждал случившееся.</p><p></p><p>— Тоже мне порядочки, бросаться на делегатов...</p><p></p><p>— Какой он к чёрту делегат, белогвардейская рожа.</p><p></p><p>— Надо было не вмешиваться, пусть бы Семён придушил его...</p><p></p><p>— Пусть спасибо Белашу скажет...</p><p></p><p>— Каретник вообще не выносит золотопогонников. Чалый-то должен был это знать, а то: «мой начальник штаба, прошу любить и жаловать». Ну Семён и взыгрался.</p><p></p><p>Чалый, видимо, несколько сконфуженный происшедшим, уже стоя за трибуной, никак на мог начать рассказ свой о своём «предательстве».</p><p></p><p>— Ты что, язык проглотил? — крикнули из зала.</p><p></p><p>— Давай исповедывайся.</p><p></p><p>— Вы ушли из района, — наконец начал Чалый, — а нас как линялых зайцев гоняли красные, кого ловили, убивали без суда. Но вот фронт приблизился, красные отступили, а Врангель объявил, что он в союзе с Махно. Мы долго не верили, но он стал показывать приказы за подписью батьки, откуда нам было знать, что они фальшивые. И мы ж знали, что батька красными объявлен вне закона. Значит, с кем же ему быть? Ну и поверили Врангелю, а он стал посылать к нам начальников штабов, давать деньги, оружие, сёдла. Как же нам было от всего этого отказываться?</p><p></p><p>— Ну будет, Чалый, — остановил его Белаш. — Теперь ты знаешь, что мы в союзе с красными поднимаемся на Врангеля. Ты с ним или с нами?</p><p></p><p>— Что за вопрос, Виктор Фёдорович. Если б с ним — разве б я пришёл сюда. Конечно, весь мой отряд поступает в ваше распоряжение и начальник штаба тоже. Он хоть и офицер, но тоже из крестьян. Хлопцы как узнали, что Врангель брехал насчёт батьки, тут же и заявили: «Все идемо до батьки».</p><p></p><p>— А зачем притащил этого золотопогонника? — спросил Каретников.</p><p></p><p>— Так, Семён Никитич, ведь он же всю фронтовую обстановку знает. Он же десяти «языков» стоит. А вы на него так.</p><p></p><p>— Ну что, товарищи, — обратился к залу Белаш. — Чалый всё объяснил, и мы, я считаю, должны поверить своему товарищу.</p><p></p><p>— Ото всё ясненько, — сказал Долженко. — С кем такого не случалось?</p><p></p><p>Нашему брату-махновцу и от белых и от красных перепадало на орехи.</p><p></p><p>Командиры дружно проголосовали за прощение Чалому, а отсутствующим «злодиям» Яценке и Савченке — расстрел. Попадутся когда-нибудь, а приговор уж вот он — готовенький.</p><p></p><p>Когда Белаш после Совета вошёл в хату к Махно, то увидел почти мирную картину. Нестор, разложив прямо у себя на кровати карту, слушал объяснения врангелевского капитана:</p><p></p><p>— ...Донская группа генерала Абрамова, имея 15 тысяч штыков и кавалерийский корпус Морозова — 9 тысяч сабель, занимает линию от Мариуполя через Михайловку и Покровское до Мечетной, — водил капитан пальцем по карте. — Это расстояние примерно 160 вёрст.</p><p></p><p>— А кто стоит в Гуляйполе? — поинтересовался Нестор своим любимым уголком.</p><p></p><p>— В Гуляйполе группировка Донского корпуса.</p><p></p><p>Увидев вошедшего Белаша, Нестор махнул ему рукой:</p><p></p><p>— А, Виктор? Греби сюда, слушай свежую информацию и мотай на ус. Давай, капитан, дуй дальше.</p><p></p><p>— Первая армия генерала Кутепова в составе 2-х армейских корпусов имеет 20 тысяч штыков и 10 тысяч сабель, занимает Екатериновку, Новониколаевку и Григорьевку.</p><p></p><p>— А где дроздовская дивизия? — спросил Белаш.</p><p></p><p>— Дроздовская вот — от Синельникова на Петровское и Илларионово до Днепра.</p><p></p><p>— А марковская?</p><p></p><p>— Марковская от Екатеринослава вниз по Днепру до Александровска.</p><p></p><p>В это время в дверях появился Каретников, капитан испуганно смолк, настороженно косясь в его сторону.</p><p></p><p>— Ну, чего замолчал? — напомнил Махно и, догадавшись о причине, успокоил: — Это мой командарм. Подключайся, Семён, очень ценные данные у капитана.</p><p></p><p>Каретников молча сел на табурет, стоявший у стены около двери.</p><p></p><p>— И только? — спросил Махно. — Двигай ближе к карте.</p><p></p><p>Но Каретников махнул рукой: мне, мол, и здесь хорошо.</p><p></p><p>— Продолжай, капитан, продолжай, — сказал Махно. — Где корниловцы находятся?</p><p></p><p>— Стрелковая корниловская с 6-й конной дивизией Барбовича занимает позиции от Александровска до Никополя, — заговорил капитан потухшим голосом.</p><p></p><p>— А так называемые махновцы?</p><p></p><p>— Махновцы в основном в резерве у Кутепова. Они составляют...</p><p></p><p>В это время открылась дверь и в горнице появился мужчина в кожанке, перетянутый портупеей. Мужчина имел небольшие усики, добродушную улыбку. Взял под козырёк, представился:</p><p></p><p>— Бела Кун, член Реввоенсовета Южфронта, — и протянул руку Каретникову, оказавшемуся ближе к двери. Семён вскочил, принял рукопожатие, но, поскольку он молчал, его представил Махно:</p><p></p><p>— Это наш командарм Семён Каретников.</p><p></p><p>— Очень приятно, — сказал Бела Кун и шагнул к Белашу, протягивая руку.</p><p></p><p>В дверях у порога остались стоять трое: два адъютанта гостя и Александр Клейн, прибывший вместе с членом Реввоенсовета.</p><p></p><p>Высокий гость крепко пожал всем руки, не исключая и капитана, которого Махно представил:</p><p></p><p>— Пленный офицер, штабист — мешок ценных сведений.</p><p></p><p>— О-о, — широко улыбнулся Бела Кун, — в таком случае я его забираю в наш штаб. Вы не возражаете, товарищ Махно?</p><p></p><p>— Берите, — вздохнул Махно, покорённый вежливостью высокого гостя, от которой давно отвык.</p><p></p><p>Бела Кун оглянулся, кивнул адъютанту:</p><p></p><p>— Проводите капитана в мою машину.</p><p></p><p>Вслед за уведённым капитаном как-то незаметно выскользнул и Каретников.</p><p></p><p>— Товарищ Махно, я привёз вам приказ командующего Южфронтом товарища Фрунзе, — сказал Бела Кун.</p><p></p><p>Махно разорвал пакет, вынул приказ.</p><p></p><p>— 20 октября 1920 года, 17 часов. По имеющимся данным разведки, противник главными силами начал отход в район — Александровен, Пологи, Мелитополь. Приказываю:</p><p></p><p>Первое: повстанческой армии поступить с 24 часов 21 октября в непосредственное моё подчинение.</p><p></p><p>Второе: не позднее 24 октября прорваться в тыл противника, двигаясь на Орехов, и далее в тыл мариупольской укреплённой позиции, разоружая и дезорганизуя тылы противника — захватывать штабы, разрушать железные дороги, отрезать бронепоезда.</p><p></p><p>Третье: в момент разгара нашей решающей операции, которая начнётся не позднее 30 октября...</p><p></p><p>Во дворе один за одним хлопнули два выстрела. Махно, прервавший чтение на полуслове, взглянул вопросительно на Белаша.</p><p></p><p>— Я сейчас узнаю, — поднялся тот, но в дверях явился испуганный адъютант Бела Куна, растерянно доложил:</p><p></p><p>— Его застрелили.</p><p></p><p>— Кто? — нахмурился Бела Кун.</p><p></p><p>— Вот... товарищ, — адъютант кивнул на входящего Каретникова.</p><p></p><p>— Зачем вы так? — спросил Бела Кун с упрёком. — Он бы нам пригодился.</p><p></p><p>— Так надо, — выдавил Семён, проходя к своей табуретке, стараясь не смотреть в сторону Нестора, без того чувствуя на себе его испепеляющий взгляд.</p><p></p><p>Наступившую тяжёлую паузу решил разрядить Клейн:</p><p></p><p>— Нестор Иванович, я привёз подписанный советской стороной договор.</p><p></p><p>Махно машинально принял от Клейна бумагу, хмуро просматривал текст, казалось, даже не вчитываясь в него.</p><p></p><p>— Ну что ж, товарищ Махно, — заговорил Бела Кун. — Желаю вам успеха. До свиданья, товарищи.</p><p></p><p>Едва за ним закрылась дверь, как Махно, схватив костыль, стоявший у кровати, запустил его в Каретникова. Семён едва успел от него уклониться.</p><p></p><p>— Ты что?! Чёрт хромоногий, сдурел?!!</p><p></p><p>— Прочь с моих глаз, сволота, иначе пристрелю, — закричал Нестор, хлопая руками по постели, словно ища свой маузер.</p><p></p><p><em><strong>15. По тылам</strong></em></p><p>Безмотивный расстрел капитана вышел боком Каретникову. Махно приказал снять его с поста командарма. Понимая заслуги и ценность Каретникова как командира и тактика, Белаш спросил Нестора:</p><p></p><p>— А куда ж его?</p><p></p><p>— Куда хочешь, — отрезал Махно. — Хоть на живодёрню.</p><p></p><p>— А кто ж тогда поведёт армию ?</p><p></p><p>— Ты.</p><p></p><p>— Я? — удивился Белаш. — Но я же оперативник.</p><p></p><p>— Вот и начнёшь эту операцию.</p><p></p><p>— Тогда я Каретника беру к себе в заместители, — как можно твёрже сказал Белаш.</p><p></p><p>— Что тебе Гавриленки мало?</p><p></p><p>— Он штабной работник.</p><p></p><p>— Ладно, бери кого хочешь, — отмахнулся Нестор. — Сколько у тебя в рейд намечено?</p><p></p><p>— Группы Петренко и Забудько, это шесть тысяч штыков, две с половиной тысячи сабель и два батальона пулемётного полка.</p><p></p><p>— А Чалого куда?</p><p></p><p>— Он в Новониколаевке, мы двигаем туда, и он к нам там присоединяется.</p><p></p><p>— Так, слушай приказ: вы должны по частям уничтожать синельниковскую группу, в состав которой входят дроздовская, марковская дивизии, а так же Донской конный корпус Морозова. Главное направление — на Александрове к, оттуда — на Орехов, а там прыжок к Гуляйполю. Буду ждать твоих реляций.</p><p></p><p>— Постараюсь, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Постарайся, Виктор, не должны мы перед ними ударить лицом в грязь. Хорошо бы первыми выйти к Перекопу. Эх, чёрт, не вовремя меня продырявили.</p><p></p><p>— А когда тебя вовремя дырявили? — усмехнулся Белаш.</p><p></p><p>— Это точно, — улыбнулся через силу Нестор. — Всегда не ко времени. Но нынче что-то плохо зарастает, в кость угодило. Красные обещают какого-то доктора прислать, знатного. Может, поможет, а то и оттяпает поаккуратнее.</p><p></p><p></p><p>Согласно приказу КомЮжфронта Фрунзе, Повстанческая Армия под командованием Белаша выступила 22 октября в 4 часа утра. Было темно, холодно, с низких туч сыпал нудный дождь.</p><p></p><p>— Добрый хозяин в такую погоду собаку не выгонит, — ворчали бойцы, рассаживаясь по тачанкам.</p><p></p><p>— Говори спасибо, что грязь не месить.</p><p></p><p>— Да, в моих дырявых чоботах самый бы раз.</p><p></p><p>Более сознательные, дымя цигарками, материли Врангеля, виня во всём чёрного барона: «Шоб ему повылазило».</p><p></p><p>Рейд в тыл белых был обеспечен переходом на сторону повстанцев Чалого, занимавшего участок фронта у Новониколаевки. Так что пересекли линию фронта без выстрелов и потерь, наоборот, с прибылью в две с половиной тысячи штыков. Именно это обусловило первые, сравнительно лёгкие победы. Вечером в Михайлове-Лукашеве повстанцы окружили два полка дроздовской дивизии. В какие-то полчаса полки были разгромлены, офицеры расстреляны, в плен сдалось около 4 тысяч рядовых, тут же влитых в Повстанческую Армию. На 8 орудий пополнилась артиллерия.</p><p></p><p>На рассвете, 23 октября, напали на станцию Софиевку, куда только что прибыл 2-й Дроздовский полк, и солдаты ещё не успели высадиться из вагонов да и не спешили высаживаться под дождь и снег.</p><p></p><p>Но когда по эшелону ударили пулемёты и пушки повстанцев, солдаты высыпались горохом, многие убегали под пулями прямо в степь.</p><p></p><p>Белаш призвал к себе Чубенку, только что по договору с большевиками освобождённому из тюрьмы, приказал ему:</p><p></p><p>— Возьми хлопцев из железнодорожников, забейте паровозами входные стрелки, чтоб не выпускать бронепоезда. Да побыстрей. Если отстанешь, двигай на Александровск.</p><p></p><p>На следующий день, рано утром, был атакован Александровск, здесь довольно упорное сопротивление оказали марковцы и 7-я кавдивизия белых, но а.така во фланг кавалерии Марченко решила дело в пользу повстанцев.</p><p></p><p>Штаб 1-го корпуса белых едва успел выскользнуть из города в сторону Ново-Григорьевки, сопровождаемый убегающими остатками кавдивизии. Не давая врагу опомниться, повстанческая кавалерия ворвалась в Ново-Григорьевку, изрубив часть марковцев и взяв в плен 500 кавалеристов.</p><p></p><p>Вечером влетевших в Камышеваху повстанцев встретили радостные крики:</p><p></p><p>— Наши! Ура-а-а!</p><p></p><p>Оказалось, что здесь базировался сформированный Врангелем отряд махновцев под командой Яценки, заочно осуждённого Советом к расстрелу.</p><p></p><p>Яценко пытался бежать, но его поймали свои же и притащили в штаб к Белашу:</p><p></p><p>— Берите злодия.</p><p></p><p>— Ну что, Яценко, помнишь как Тарас Бульба спрашивал Андрея: «Не помогли тебе твои ляхи?»</p><p></p><p>— Не помню, — просипел Яценко, зверовато косясь в сторону Каретникова, расстёгивавшего кобуру. Перехватив его взгляд, Белаш обернулся, всё понял.</p><p></p><p>— Погоди, Семён. Не здесь. Дай хоть приговор огласить.</p><p></p><p>— Оглашай, — глухо ответил Каретников, доставая маузер.</p><p></p><p>— Яценко, постановлением совета Повстанческой армии батьки Махно, ты за предательство и распространение листовок, порочащих честное имя Нестора Ивановича, приговорён к расстрелу. Всё. Выходи во двор.</p><p></p><p>Расстреляв во дворе Яценко, Каретников вошёл и сказал:</p><p></p><p>— Его группу передать Чалому.</p><p></p><p>Белаш усмехнулся, подумал: «Не может отрешиться от должности командарма», но вслух согласился:</p><p></p><p>— Да, разумеется.</p><p></p><p>— И немедленно на Орехов.</p><p></p><p>В Орехове, захваченном практически без потерь, получили приказ командюжа Фрунзе: «...Командарму Повстанческой продолжать энергичное выполнение поставленной ранее задачи, двигаясь в направлении Орехов, Большой Токмак, Мелитополь и далее, громить тылы противника (штабы, обозы, связь, железные дороги)... и по возможности 29 октября овладеть Крымским перешейком».</p><p></p><p>— Эк он скачет, — проворчал Каретников. — Не поймал — ощипал.</p><p></p><p>— Это как сказать, — не согласился Гавриленко. — Он даёт направление на Орехов, а мы уже тут. Так что не поспевает за нами товарищ Фрунзе.</p><p></p><p>В Орехове Белаша застал телефонный звонок Махно, начал он с ругачки:</p><p></p><p>— Чёрт побери! Полдня ловлю вас. Дерменжи надо втык дать за такую связь. Безобразие!</p><p></p><p>— Слушаю, Нестор Иванович, — сказал Белаш.</p><p></p><p>— Это я тебя слушаю. Докладывай, как дела?</p><p></p><p>— Покуда хорошо. Тьфу, тьфу не сглазить бы, — в нескольких словах Белаш обсказал успехи группы.</p><p></p><p>— Как там Каретник?</p><p></p><p>— В каком смысле?</p><p></p><p>— В самом прямом, боевом.</p><p></p><p>— Отлично, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Передай ему командование и гребись ко мне.</p><p></p><p>— Значит он опять командарм? — обрадовался Белаш.</p><p></p><p>— ВРИД пока, так ему и скажи: временно исполняющий, чтоб не очень задавался. Куда нацеливает вас Фрунзе?</p><p></p><p>— На Большой Токмак. А что?</p><p></p><p>— Вы не плохо шагаете. Я доволен. Может, всё же отвернёте на Гуляйполе. А?</p><p></p><p>— Надо посоветоваться.</p><p></p><p>— А я что тебе плохой советчик?</p><p></p><p>— Нет, что вы. Но с вридом-то надо... может, вы ему сами скажете.</p><p></p><p>— Я с тобой советуюсь, ты пока командарм.</p><p></p><p>— Как у вас с ногой?</p><p></p><p>— Ты зубы не заговаривай, отвечай, возьмёшь Гуляйполе?</p><p></p><p>— Постараюсь, Нестор Иванович.</p><p></p><p>— Витя, я тебя прошу, я туда сразу Ставку перенесу. Понимаешь? На Родине у меня и нога болеть перестанет. Выдели особую группу для этого, назначь командиром Чалого, он, замаливая грехи, будет землю рыть. Да, ещё приятная новость — Володин выступил против белых от Никополя, пытается разгромить Кутепова.</p><p></p><p>— Ну, этот зверь опытный, — сказал Белаш.</p><p></p><p>— Да, конечно, — согласился Махно. — Будем надеяться пробьётся. Оставляй за начштаба при вриде Гавриленку и давай в Ставку. Тут без тебя всё замерло.</p><p></p><p>Каретников спокойно выслушал сообщение о своём назначении ВРИД командарма, но, приняв командование, тут же, наперекор батькиному совету, сказал:</p><p></p><p>— Группа Чалого пойдёт на Токмак, а Гуляйполе пусть берёт Гавриленко. Всё.</p><p></p><p>От Орехова до Новониколаевки было 50 вёрст строго на север, по степи, и Белаш уже решал задачу, как туда добираться, когда в штабе появился весёлый Марченко:</p><p></p><p>— Товарищи командиры, вам часом генеральский автомобиль не нужен?</p><p></p><p>— Где ты его взял?</p><p></p><p>— У белых отобрал. Катаются, понимаешь, по степи два полковника с генералом. Мы их остановили, генерал как гаркнет: «Кто такие? Какой части?» Я ему кажу: «Махновцы». Не верит дурень, пришлось маузером убеждать. Так нужен вам автомобиль? А то на него уже Петренко зарится.</p><p></p><p>— Конечно, нужен, — обрадовался Белаш. — Мы с Василевским на нём в Новониколаевку махнём. Батько зовёт. Спасибо, Алексей, выручил, в самый раз подоспел.</p><p></p><p>— То не я, товарищ Белаш, то генерал, — усмехнулся Марченко.</p><p></p><p>Гавриленко перед посадкой, хихикнув, предупредил:</p><p></p><p>— Гляди, Виктор Фёдорович, не завёз бы он вас к Кутепову, беляк всё же.</p><p></p><p>— Ему что? Жить надоело? — отвечал Белаш, застёгивая пуговицы на полушубке.</p><p></p><p>— Кланяйтесь батьке, скажите завтра к завтраку мы ему Гуляйполе преподнесём.</p><p></p><p>— Не болтай, — осадил его Каретников. — Не поймал — ощипал.</p><p></p><p>Взяв с собой Василевского и двух ординарцев с пулемётами, Белаш помчался на север в генеральском автомобиле, восседая рядом с водителем-беляком, одетым во всё кожаное.</p><p></p><p>ВРИД решил проучить самонадеянного начальника штаба и, едва отъехал Белаш, приказал ему:</p><p></p><p>— Бери полки Ищенки, Сафонова и Клерфмана, ступай на Гуляйполе, — и не отказал себе в удовольствии подкусить: — Да не оставь батьку без завтрака.</p><p></p><p>— Будь спок, Никитич.</p><p></p><p>Не мог Семён так скоро забыть и простить Нестору костыль, брошенный ему в лицо: «Чёрт колченогий, мог запросто морду разбить. И из-за чего? Из-за какого-то капитанишки».</p><p></p><p>Однако вскоре выяснилось, что против Врангеля воюет только Повстанческая Армия, союзница — Красная Армия не спешит вступать в бой с белыми.</p><p></p><p>— Эге. Нашли дурней, — кряхтел Семён Каретников. — Ты вот что, Гавриленко, коли начальник штаба, придумай отговорку для Фрунзе, чтоб он не очень-то понужал нас. Где ж его Первая и Вторая Конные?</p><p></p><p>— Они через Днепр никак не перескочат. Идя с польского фронта, грабиловкой занялись, в Первой Конной, в дивизии шлёпнули комиссара.</p><p></p><p>— Ого, знать, допёк он их.</p><p></p><p>— Ну большевики построили эту дивизию у железной дороги вроде для смотра. Подогнали два бронепоезда, навели все пулемёты, и Ворошилов объявил: «Если не выдадите зачинщиков, всё будете сейчас расстреляны!» Вот так целую дивизию к расстрелу присудили.</p><p></p><p>— Откуда это тебе известно? — нахмурился Каретников.</p><p></p><p>— Я же начштаба, Семён Никитич, всё обязан знать. Фрунзе-то рассчитывал этими Конными армиями отсечь белых от Крыма, чтоб не дать им утянуться туда. Задумка-то хорошая, а исполнение? Случись всё по этому плану главкома, как бы хорошо получилось. Мы б с севера давили золотопогонников, Конные армии с юга. А после дорога в Крым была бы открыта. А теперь что?</p><p></p><p>— Что?</p><p></p><p>— Врангель в Крым утекает, теперь на перешейках грядёт великое побоище. А комюжу мы составим телеграмму, что боеприпасы у нас на исходе, а оно так и есть, что люди и кони вымотались. Мы за 4 дня почти 200 вёрст по тылам прошли.</p><p></p><p>— Хорошо. Составляй и проси пушки и траншейки, на Перекопе понадобятся.</p><p></p><p><em><strong>16. Штурм Перекопа</strong></em></p><p>Лампа, поднятая почти под потолок, хорошо освещала карту полуострова на стене и стоявшего возле неё Фрунзе. За столом сидели командармы, комкоры и несколько начдивов, на самом краю — ВРИД командарма Повстанческой Армии Каретников со своим начальником штаба Гавриленко.</p><p></p><p>— Итак, товарищи, нам не удалось разгромить врага из-за неразворотливости товарищей Будённого и Миронова, — говорил Фрунзе. Если б Конные армии действовали так же стремительно, как Повстанческая Армия махновцев, победы была бы у нас в кармане. Однако случившееся не поправишь, пусть это будет вам уроком, товарищ Будённый. Надеюсь, навели порядок в 6-й дивизии?</p><p></p><p>— Навели, товарищ комфронта, расстреляли более сотни мародёров, — доложил, привстав, Будённый.</p><p></p><p>Фрунзе повернулся к карте:</p><p></p><p>— Полуостров Крым соединён с материком в трёх местах, товарищи. С западной части Перекопским перешейком, вот он. Это, пожалуй, единственное естественное соединение Крыма с материком. Ширина перешейка от 8-ми до 23-х километров, длина около 30. Вот здесь, на юге, насыпан так называемый Турецкий Вал, длина его 11 километров. Здесь, согласно разведданным, сосредоточены у белых основные силы, сотни пулемётов, артиллерия. Более того, со стороны Каркинитского залива подтянуты боевые корабли, которые будут тоже обстреливать наши атакующие колонны. Здесь будет, пожалуй, самое жаркое место. И я решил поручить это вам, товарищ Блюхер, вашей 51-й дивизии.</p><p></p><p>— Наверное, стоило бы провести хорошую артподготовку, товарищ комфронта, — сказал Блюхер.</p><p></p><p>— Стоило бы. Но где взять тяжёлые орудия? Пока их доставят из тыла... Время не терпит, хотелось бы сделать подарок к 3-й годовщине Октября, товарищи — освободить от белогвардейцев Крым. Вам, товарищ Блюхер, мы выделяем броневики в подмогу вашей пехоте.</p><p></p><p>— Но с Турецкого вала белые видят степь на 10 километров, у них каждый клочок пристрелян, — сказал Блюхер.</p><p></p><p>— Знаю. Поэтому лучше начать атаку утром в тумане, и не забудьте, у них ещё до Турецкого вала несколько линий обороны. Более того, после Турецкого вала — хорошо укреплённые юшуньские позиции. Чтобы облегчить лобовую атаку дивизии Блюхера, махновцы через Сиваш должны выйти на Литовский полуостров. Товарищ Каретников, какими силами вы располагаете?</p><p></p><p>— У меня 3 тысячи сабель и 450 пулемётов на тачанках.</p><p></p><p>— Вы поступаете в распоряжение командарма-6 товарища Корка, вместе с вами через Сиваш, на захват плацдарма на Литовском полуострове, идут 15-я и 52-я дивизии. Захватав полуостров, мы сможем угрожать с тыла Турецкому валу, а с фронта Юшуньским позициям противника. 52-я сразу поворачивает в тыл Турецкому валу, 15-я двигает на Юшуньские позиции вместе с махновским корпусом. Далее, чтобы не дать белым возможность подкинуть помощь с восточного участка, 4-я армия товарища Лазаревича начинает атаку на Чонгарский полуостров одновременно с Блюхером.</p><p></p><p>— А где находимся мы? — спросил Будённый, подкидывая ладонью холёный правый ус.</p><p></p><p>— И Первая и Вторая Конные, а также кавалерийский корпус Каширина находятся во второй линии. После того как 4-я армия пробьёт брешь в обороне противника, вся конница устремляется в неё и быстро растекается по полуострову, гонит противника к морю. Вам, товарищ Будённый, поручается захват Арабатской стрелки, учтите, там три линии обороны, вот и поручите её 6-й дивизии.</p><p></p><p>— Прорубимся, — сказал командарм.</p><p></p><p>— Тут всё ещё от ветра будет зависеть, — заметил Корк. — Если ветер с востока будет, поднимет воду в Сиваше до 2-х метров, никто не пройдёт, ни пехота, ни конница.</p><p></p><p>— Будем надеяться, что ветер нам будет помогать, подует с запада.</p><p></p><p>— Дай-то бог, как говорится.</p><p></p><p>— Всё равно на всякий случай, товарищ Каретников, попытайтесь мостить переправы.</p><p></p><p>— Из чего?</p><p></p><p>— Из всего, что подвернётся, — доски, плетни, солому, брошенные избы. Всё под колёса тачанок. После прорыва Юшуньских позиций махновцы устремляются на Евпаторию, будённовцы — на Симферополь и далее на Севастополь.</p><p></p><p></p><p>Возвращались к своему лагерю в темноте.</p><p></p><p>— Подмораживает, — заметил Гавриленко. — Ударил бы покрепче мороз, чтоб Сиваш заледенел.</p><p></p><p>— Вряд ли заледенеет, вода-то в нём солёная. Если и будет корочка, так коням только ноги изранит.</p><p></p><p>— Хороший мужик комфронта. Похвалил нас перед другими. А ты, Никитич, помнится, был против союза с красными.</p><p></p><p>— Ну, был, — согласился Семён.</p><p></p><p>— А теперь, видишь, дерёмся бок о бок, — не отставал Гавриленко. — На самые ответственные участки посылает. Значит, доверяет. Верно?</p><p></p><p>— Верно, верно, Петя, — согласился Каретников. — Может, вместе пролитая кровь и примирит нас.</p><p></p><p>— Это естественно. Давно пора. Чего нам делить-то?</p><p></p><p>«Делить-то есть чего, — думал Каретников. — Но ведь и впрямь сколько можно враждовать? Пора всё миром решать. Народ устал от войны, должны же это и большевики понимать.</p><p></p><p></p><p>Первая попытка Повстанческой армии пройти Сиваш 5 ноября не удалась, вода была слишком высокая, пришлось вернуться с полдороги.</p><p></p><p>Очищая липкую и вонючую грязь с сапог и шинелей, повстанцы матерились и ворчали:</p><p></p><p>— Себе небось по сухому дорогу выбрали, а нам эти хляби вонючие.</p><p></p><p>— Не завидуй. Там зато пулемётов тьма. Лучше уж хляби вонючие, чем свинчатка жгучая.</p><p></p><p>6-го ноября подул наконец ветер с северо-запада, холодный, режущий, и в 10 часов вечера в ледяную просоленную грязь ступили первые бойцы. С трудом вытягивая ноги, проваливаясь, подсклизаясь, падая и вставая, они шли во тьме, разрезаемой отблесками прожекторов на западе. Это с Турецкого вала противник прощупывал перешеек в ожидании атаки.</p><p></p><p>Скорость движения по Сивашу была черепашья, в час одолевали 1,5— 2 километра и на Литовский полуостров вышли где-то около двух часов ночи. Промерзшие, окоченевшие, злые, готовые зубами рвать врага. И сразу же вступили в бой, понимая, что отступать некуда. Только вперёд. Но и белогвардейцы были настроены решительно: лучше умереть в бою, чем отступить. Здесь дралась дроздовская дивизия, закалённая в боях и отличавшаяся стойкостью.</p><p></p><p>Почти одновременно с началом сражения на Литовском полуострове пошла в атаку на Турецкий вал 51-я дивизия Блюхера, а в 60 километрах на восток 4-я Армия ринулась на штурм позиций Чонгарского полуострова.</p><p></p><p>Этой одновременностью Красная Армия лишала Врангеля возможности маневрировать резервами, которых у него почти не оставалось.</p></blockquote><p></p>
[QUOTE="Маруся, post: 387860, member: 1"] — Хорошая поддержка, ничего не скажешь, — усмехнулся Попов. — У нас 85 боевых тачанок, а за нами скачут ещё 200 крестьянских, чтобы при захвате города пограбить склады с продовольствием и барахлом. — Ничего. Пусть скачут, — сказал Махно. — Город столетиями грабил деревню, пусть теперь и крестьяне его пограбят. — Ладно бы продукты и барахло, а то вижу одно: везёт на возу пианино. Спрашиваю: для чего оно тебе? Отвечает: в хозяйстве пригодится. Вот и возьми его за рупь двадцать. Штабисты посмеялись запасливости крестьянина. Белаш, заканчивая совещание, предупредил: — Товарищи, по нашим сведениям, в сёлах Грушеваха и Камышеваха находится отряд красных до 200 человек пехоты, до 50 сабель и 20 пулемётов. Наша задача разбить этот отряд, для чего предлагаю выделить из группы пехотный полк, усиленный кавалерией, а в командиры назначить товарища Марченко. — Я готов, — поднялся Марченко и отчего-то покраснел. — А потянет он? — усомнился Каретников. — Молод ещё. — Сколько тебе, Алёша? — спросил Махно. — Скоро будет восемнадцать. — Чего вам ещё надо? — заступился Нестор за юношу. — Самый боевой возраст, вон и усы пробиваются. Не робей, Алексей, лупи красных карасей. Махно знал, что Марченке едва исполнилось 17 лет, и вполне сочувствовал его наивной хитрости: «скоро будет 18», никак не предполагая, что не доживёт отважный кавалерист до своего 18-летия. — Значит, к завтрашнему вечеру, Марченко, ты должен управиться с красным отрядом. — Постараюсь. Однако красные опередили махновцев, они среди ночи приблизились к селу и начали обстреливать его из пушек. Конечно, всех побудили, но Махно приказал Шаровскому: — Корнеич, не отвечай, не трать снаряды. Пусть пуляют в белый свет как в копейку. — Да я и сам думал, рассветёт, туман рассеется, увижу цель, тогда и шарахну... Что ж вслепую-то палить. Но стреляли недолго. Зиньковский выслал разведку, чтоб выяснила, где находится позиция красных и, если возможно, их силы. — Что они там ночью да при таком тумане увидят? — сказал Нестор. — Ну не вечно же туман будет, рано или поздно рассеется. Начало светать, туман, казалось, становился ещё гуще, а разведчиков всё ещё не было. — Молоко, — заметил Махно, принимая от Трояна повод своего коня. — Гавря, поторопи бригаду, да вели не шуметь. К Махно подъехал Куриленко, за ним Марченко. — Зря вы, Нестор Иванович. — Что «зря», Алёша? — Зачем сами-то? Неужто я не управлюсь. Махно догадался, что Марченко воспринял появление батьки, как недоверие молодому командиру. — Не было б такого тумана, Алёша, я бы не беспокоился. А сейчас всё на ощупь придётся делать. Выступаем двумя группами. Красные где-то близко. Если мы услышим, что ты наскочил на них, сразу пойдём в охват им, в спину. Если мы нарвёмся, и ты услышишь стрельбу, тут же спеши им в тыл и атакуй. Они скорей всего воспримут твоё появление как подмогу себе, этим и воспользуйся — сразу в шашки. Пока сообразят, половину вырубишь. И только. Махно и Куриленко выехали из села во главе бригады и сразу свернули с дороги, понимая, что именно на ней может оказаться впереди вражеский пулемёт на тачанке. Туман начал редеть, и тут впереди за белой мутью проявились тачанки. Повстанцы въехали в расположение противника. «Вляпались», — успел подумать Махно, хватаясь за рукоять сабли, и в это мгновение по ним ударили пулемёты. Первая же очередь свалила обоих командиров — Махно и Куриленко. — Батьку убили-и-и! — раздался отчаянный крик адъютанта. И кавбригада от такой страшной новости не рассыпалась, не разбежалась, а наоборот, звеня выхваченными шашками, ринулась в атаку. Если бы кто-нибудь из красной цепи захотел спастись бегством, он не смог бы этого сделать. С тыла налетел отряд Марченко. Не щадили никого, даже тех, кто бросал оружие и поднимал руки. Добравшись до пушек, вырубили всю обслугу. В какие-то полчаса красная часть перестала существовать. Марченко подскакал к тому месту, где склонился над Махно Троян, спросил встревоженно: — Что с батькой? — Ранен. — Слава богу, — перекрестился искренне Алексей. — В ногу. Они вместе с Куриленкой свалились. Обоим досталось по ногам. — Лишь бы не по головам, — морщась, сказал Махно. — Голова-то одна, а ног две. — Батько живой, токо ранен, — громко и радостно перекликались бойцы, подъезжая со всех сторон к уцелевшим командирам. Вскоре появилась батькина тачанка, на облучке сидел Гриша Василевский, на сиденье — встревоженная Галина. Узнав о ранении Махно и Куриленко, Белаш возмущался: — Куда их понесло? Было ж сказано с вечера — атакует Марченко. Так нет, явились — не запылились главнокомандующий с заместителем. Но ещё больше негодовал начальник штаба, узнав, что был вырублен весь красный полк, что никого не оставили в живых. Напустился на Марченко: — Что это за самоуправство? Кто вам позволил уничтожать всех? Возмутительно! — Но бойцы подумали, что батько у.бит, — оправдывался Марченко. — Ну и ожесточились. — А ты командир или пешка? Почему не остановил? Алексей отмалчивался, а что было говорить, когда сам приказал: «За батьку всем карачун». За него неожиданно вступился Зиньковский: — Что ты напустился на молодого командира, Виктор? В бою выбирать и раздумывать не приходится: не ты его, так он тебя. — При чём тут это? Человек бросает оружие, поднимает руки: сдаюсь. А его шашкой по голове. А ведь у нас есть приказ Реввоенсовета, запрещающий самосуды. — Какие самосуды? Шёл бой. Может, ещё скажешь, туда надо адвокатов тащить? — Ты не передёргивай, Лева. — Ты вот что, Виктор Фёдорович, армия по сути осталась без главнокомандующего, Махно с Куриленкой выведены из строя. Надо им врача искать, а не пилить молодого командира. — Где я его возьму, врача-то? — Как где? В Старобельске есть. Надо скорым маршем идти туда и брать город. А то если будем тянуть, у Нестора с Василием может антонов огонь приключиться. Обезножат мужики, а то и помрут. — Кто сейчас с ними? — Галина Андреевна с Феней. Кровь остановили, а что внутри — не знают. Хирург нужен, специалист. — У тебя есть разведданные, какой гарнизон в Старобельске? — Да батальон ВОХРа всего, поручи тому же Марченке, он его мигом разгонит. Да побыстрей надо, побыстрей. Белаш наказывал Марченке: — Постарайся меньше крови. В плен сдаются — бери, они многие к нам пристанут, убегать будут — не гоняйся. Наша главная задача — достать врачей для батьки и Куриленки. 3 сентября Повстанческая Армия вступила в Старобельск почти без боя. Едва не половина вохровцев изьявила желание стать махновцами, другие во главе с командирами бежали на Луганск. Их и не преследовали. Местные врачи тут же начали оперировать Махно и Куриленку, дивясь почти одинаковости ранений. У обоих были прострелены ноги ниже колен. И чтоб хоть как-то ободрить оперируемых, говорили: — Счастливчики, что по коленкам не угодило. А эти дырки скоро заживут. Только одна «дырка» у Махно, пробившая щиколотку, вызывала у врачей озабоченность. Но об этом раненому не обязательно было знать. Воспользовавшись остановкой в Старобельске в связи с лечением батьки, анархисты-набатовцы провели конференцию, на которой выработали программу действий на текущий момент. Вёл её старейший анархист, сокамерник по Бутырке и друг Махно Аршинов, которого Нестор всегда называл своим учителем. Сразу по окончании конференции Аршинов пришёл в палату к Махно, лежавшему там с Куриленкой. — Ну что нового, Пётр Андреевич? — спросил Нестор после первых приветствий. — Есть хорошая новость, Врангелю не удалось пробиться на Кубань, убрался восвояси в Крым. 1 еперь дело за Назаровым. — Ну этому Дона тоже не видать. Чёрт, как некстати мы с Василием схлопотали по пуле. — Пуля всегда бьёт некстати, — улыбнулся Аршинов, присаживаясь на койку к Махно. — Ну, Пётр Андреевич, рассказывай, что решили? — А вот читай, — протянул Аршинов бумагу, исписанную чётким красивым почерком. Махно взял лист, пробежал глазами начало, позвал Куриленку: — Вот слушай, красный командир, что решили на съезде. Это и наша программа: «Принимая во внимание, что Советская власть стала могильщицей революции, что война Советской власти с буржуа и белогвардейщиной не может служить смягчающим обстоятельством в нашем к ней отношении, конфедерация «Набат» призывает всех анархистов и честных революционеров к решительной и непримиримой борьбе с Советской властью и её институтами, не менее опасными для дела социальной революции, чем Антанта и Врангель...» Слышь, Василий Васильевич? — Не глухой, — отозвался Куриленко. — На своей шкуре всё это испытал. — А вот и про армию. «Набатовцы считают идеальной формой вооружённых сил революции Повстанческую Армию, организуемую снизу на добровольных началах. Никакая принудительная армия, в том числе и Красная, не может считаться истинной защитницей социальной революции. Она не соответствует сущности революционного дела на внешнем фронте, зато внутри страны является главным оплотом реакции». Не в бровь, а в глаз. — Это точно, — согласился Куриленко. — Красная Армия в основном воюет со своим народом. Не удивительно, что замороченные красноармейцы так легко переходят к нам. Ты прочитай Аршинову стихи, он нынче заведует культурно-просветительным отделом, пусть оценит. — Да я ещё только начало написал. — Ну и что? Зато очень точно к теме анархистской конференции подходит. Андреич, попроси ты... — А что? Почитай, Нестор, — попросил Аршинов. — Я ещё не знаю, куда оно выльется, — пытался отвертеться Нестор. — Ладно, ладно. Народ просит, не ломайся, батька. — Чёрт с вами. Читаю: нам лукавить не с руки. Видим, как народ страдает. Словно ржа большевики Революцию съедают. — Всё? — спросил Аршинов. — Всё. Я же сказал, что только начало. — Как напишешь, всё опубликуем в нашей газете. И Куриленко прав, это в струе нашей конференции. Будем считать, что ты, несмотря на ранение, принял в ней участие. [I][B]13. Опять союз непримиримых[/B][/I] Врангель убрался с Кавказа, отказавшись от плана выхода на Кубань, но на своём левом фланге он продолжал наступление на север и уже подходил к Екатеринославу, всё ещё надеясь на соединение с Пилсудским. Десант генерала Назарова был разбит махновцами и большей частью пленён. Офицеры, как водится, были расстреляны, но уже не по наитию, как раньше, а по постановлению специальной комиссии по антимахновской деятельности, возглавляемой Галиной — женой батьки. Пока Махно лечился, армией командовал его заместитель Семён Каретников и, надо заметить, довольно удачно. В сентябре 1920 года Повстанческая армия не потерпела ни одного поражения. За время лечения Нестор отрастил усы, и Белаш, явившийся наконец с докладом к поправлявшемуся командарму, не преминул заметить: — Уж не вторым ли Будённым хочешь стать, Нестор? — А иди ты, — отмахнулся Махно. — Значит, в генералы захотел, — не унимался Белаш. — Кончай зубоскалить, давай рисуй обстановку. — А я не зубоскалю. Вот, читай Слащёвскую листовку, её белые клеят чуть ли не на всех столбах. Особенно подпись посмотри. Махно взял листовку, прочёл подпись и на мгновение онемел, там было напечатано: «генералы Деникин, Врангель и Махно». — Вот же с-****, — выругался Нестор, — провокаторы! Ну если захватим Слащёва, лично изрублю на кусочки. — Ты б текст-то прочёл, — посоветовал Белаш. — Н-не хочу. — Зря. Они там половину программы содрали у нас, обещая самоуправление снизу и землю тем, кто её обрабатывает. Белые хотят тебя окончательно поссорить с большевиками, раз в генералы произвели. И если на то пошло, то мы, Нестор, невольно служим Врангелю, громя красных. — Но они же сами лезут в драку. Мне Каретник докладывал: передыха от них нет. — Почему нет? С 16-го по 20-е не нападали. — Ну и что ты предлагаешь? — Я полагаю, пока Врангель не разбит, надо искать союза с красными. — Ты думаешь, они пойдут на это? — А куда им деться? Пилсудский заставил их подписать перемирие, которое наверняка нарушит, если белые смогут с ним соединиться. Большевикам сейчас не до жиру — быть бы живу: даже твой старый друг Троцкий начал писать в газетах, что, мол, не все махновцы плохие, есть среди них и хорошие. — Ох, лиса. — Конечно, лиса. Был бы при силе, по-другому бы разговаривал. Вспомни-ка прошлый год. Только заподозренных в сочувствии к нам расстреливали, не говоря уже о пленных повстанцах. — А что, Виктор Фёдорович, попробуй связаться с Харьковом, закинь удочку. — Попробую. — Аршинову с Теппером скажи, пусть подготовят статью для «Повстанца» на предмет примирения с красными, чтоб совместными усилиями изгнать белых с нашей земли. Глядишь, нам и зачтётся, тогда можно было бы повести разговор об автономии екатеринославщины для устройства Свободной Советской Территории. Должны же мы довести до конца нашу анархистскую идею построения безвластного общества. — Тут ещё такое дело. У Врангеля есть дивизия имени батьки Махно, которой командует Володин. Возможно, из-за этого большевики и дудят, что мы де в союзе с Врангелем. — Пришли ко мне Зиньковского. — Хорошо. После ухода Белаша, молчавший при нём Куриленко сказал со вздохом: — Не дадут. — Чего не дадут? — не понял Махно. — Строить Свободную Советскую Территорию. Уж я-то их знаю. Говорят одно, делают — другое. Явившегося Зиньковского Махно спросил: — Лёва, ты в курсе, что у Врангеля есть дивизия моего имени и ею командует Володин? — Конечно, в курсе. — А почему не сказал мне? — разозлился Нестор. — Ты покамест больной, — нашёлся Зиньковский. — Больных не велено расстраивать. — Кем? — Гиппократом. — Ишь ты, нашёл, кем прикрываться, — понизил тон Махно. — В общем, так, Лева, я не верю, что Володин стал ярым белогвардейцем. Просто в Крыму ему некуда было деваться, и Врангель использовал его, а заодно и моё имя. Отправь к Володину надёжного человека с письмом и предложением переходить на нашу сторону. И, если сможет, пусть приволокёт к нам хотя бы Слащёва. — У Яшки-вешателя наверняка такая охрана, что захват не реален. — А я и не настаиваю, я и говорю: если сможет. Через день к Махно явился Попов: — Нестор Иванович, Теппер в завтрашний номер газеты набрал статью, в которой едва не целуется с красными. — Ну и что? — Как что? Они нам передыху не дают. Вели рассыпать набор. — Ни в коем случае. Я не большевик, а анархист, а анархизм подразумевает свободу слова и мнений. Забыл, как в Екатеринославе мы разрешали большевикам срамить нас в печати? — Ну и чем это кончилось? Заговором. — Это разные вещи: Попов, печать и заговор. — Но ты понимаешь, что Теппер в этой статье, в сущности, зовёт нас к союзу с большевиками. — Ну и что? — Как что? Как что? — возмутился Попов. — Ты забыл, что я в Москве приговорён к расстрелу. Как только заключим союз, явятся чекисты и приведут приговор в исполнение. — Ну насчёт этого приговора вы сами виноваты с Соболевым. Я же вас куда посылал? — В Харьков. — Правильно. А зачем? Чтоб выручить из тюрьмы начальника штаба Озерова с товарищами. А вы рванули в Москву, даже не уведомив меня. — Потому и рванули, что Озеров с товарищами были уже расстреляны по приказу Ворошилова. — Вот с Ворошилова бы и спросили. Так нет, вам Ленина с Троцким подавай. — Но мы же совещались, большинство высказалось за то, чтоб акт возмездия провести в Москве и помасштабнее, чтоб на всю Россию прогрохотало. — Вот именно «прогрохотали» и больше навредили этим. Не взрывом, конечно, а признанием в авторстве. Кто из вас сообразил сочинить листовку, что, мол, взрыв в Леонтьевском — это месть за харьковский расстрел. Вы же дали след чекистам своим признанием. — Это всё Соболев придумал. — Ну вот и подписал приговор, если б только себе, а то ведь всей организации, и тебе и мне. Ты шибко не трусь, Попов. Я уж до скольки раз был вне закона и ничего — живой. — Значит, и ты к союзу клонишься. — Выходит, клонюсь, к союзу против Врангеля. Белых прогоним, расторгнем брак с коммунистами. — Ха-ха, если уцелеешь, — сардонически усмехнулся Попов. Но Махно отшутился с нарочитой весёлостью: — Не горюй, Митя, если чекисты нас шлепнут, то вместе. А в раю вдвоём веселее будет. — Ох, не видать нам с тобой рая. На нас грехов много, Нестор Иванович. 27 сентября Белаш связался с Харьковом и договорился с уполномоченным правительства Манцевым о перемирии. Докладывая Нестору о переговорах, отметил: — Это тот самый Манцев, который готовил Федю Глущенко к покушению на тебя. — Ну и на каких условиях вы договорились? — На условиях полной амнистии махновцам и в перспективе, после разгрома Врангеля, положительного решения вопроса о создании автономного района с центром в Гуляйполе. — Значит, припёрло их, если они даже на это согласились. Обязательно надо оговорить условия освобождения наших хлопцев из тюрем. Где-то у них Алёша Чубенко парится. — Ещё как припёрло. Мы перехватили телеграмму командующего Южфронта Фрунзе, в которой он признается Москве, что чувствует себя со штабом в окружении враждебной стихии и что настроение масс можно переломить только крупным успехом на фронте. — И конечно, этот успех ему должны обеспечить махновцы? — Ты угадал, Нестор Иванович. — Кстати, ты ещё докажи на Реввоенсовете свою правоту в отношении союза с Красной Армией. — А ты что, не поддержишь? — Ты же знаешь, я поддерживаю народ. Как решат на Совете, так и будет. — Собирай всех командиров, убеждай и не забывай, что ты со своими сторонниками главный ответственный за всё. Когда думаешь провести Совет? — Да хоть послезавтра. Тянуть нечего. Мы договорились с Манцевым обменяться делегациями по три человека. Кого бы ты рекомендовал послать в Харьков? — Я бы посоветовал Буданова, Хохотву и Клейна. Но ты сперва реши главный вопрос — согласие штабарма и Реввоенсовета на этот союз, а потом уж предлагай делегатов на переговоры. И чтоб они поехали обязательно с проектом договора, чтоб было отчего танцевать в Харькове. — У меня уже есть наброски. — Вот и отлично. Махно оказался прав, для многих командиров сообщение о союзе с красными, которых только что били в хвост и в гриву, явилось взрывом разорвавшейся бомбы. Зашумели дружно: — Это же предательство! — крикнул Иван Пархоменко. — Вы что тут с ума посходили? Они же наших хлопцев без суда расстреливают. — Что хлопцев? Детей наших и жонок не щадят. — Батька, ты чего молчишь? Скажи слово. — Я нынче не у дел, братцы. У вас есть главнокомандующий, с ним и решайте. Попов торжествовал и не скрывал этого, у Белаша даже мелькнула мысль: «Его работка». Противники союза накинулись на главнокомандующего: — Семён, ты чего молчишь? — А чё говорить-то, — выдавил из себя молчун Каретников. — Как «чё»? Как «чё»? Ты за союз с красными или нет? Семён долго молчал, видимо, надеясь, что его оставят в покое, но штабарм и Реввоенсовет не спускали с него глаз. Покряхтев, пробормотал: — Сволочи они. — Кто? — чуть не хором спросили раздосадованные командиры. — Большевики. — Ну вот, — вскричал обрадованно Пархоменко, — и главнокомандующий против союза. Белаш, слушая эту перепалку, наконец не выдержал, вскочил и заговорил с возмущением: — Вы что? Хотите опять на шею народа посадить царя с генералами, или польских панов? Мне большевики тоже не родня, но сегодня у нас нет другого союзника против Врангеля. Вы сами выбрали нас в Совет повстанцев революционной Украины, значит, доверили нам руководство повстанчеством. А когда дело дошло до исполнения решения Совета, вы на дыбы. Вы — командиры, а что тогда говорить о рядовых махновцах? Если не доверяете избранному вами Совету, отправляйте нас в отставку и избирайте другой. Белаш сел, на бледном лице его выражалась решимость: или — или. После долгой паузы и перешёптываний поднялся Куриленко: — Вот что, товарищи повстанцы, скажу честно, меня тоже тошнит от большевиков, впрочем, как и Белаша и батьку. Но, если мы сейчас отклонимся от союза с ними, завтра может быть поздно. Врангель снюхается с поляками, там ещё, глядишь, добавится и Румыния, и мы получим такую гремучую смесь, что вспомним Деникина как родного дядю. Я предлагаю поддержать решение Совета, а тех, кто будет против, считать союзниками Врангеля. — Ого-о-о, — раздалось от двери. Выступление Куриленко переломило настроение колеблющихся. Белаш немедленно провёл голосование за одобрение союза с Красной Армией. Одобрили почти единогласно, отказался голосовать Пархоменко, воздержался Попов. Ох, печёнкой он чуял, старый анархист-т.еррорист, откуда нагрянет беда и, наверно, не раз пожалел, что принародно хвастался по пьянке: «Зарублю 300 коммунистов, тогда успокоюсь». Зарубил уже 190, помогая Голику, но за это никакой амнистии от Москвы ждать не приходилось. После этого без каких-либо трений избрали делегацию в Харьков, — как и советовал ему накануне батька. Распуская совещание, Белаш, предупреждённый заранее Нестором, сказал: — Товарищей Куриленко и Каретника прошу задержаться ненадолго. Когда все вышли, Махно сказал с лёгким упрёком: — Что ты, Семён, бе-ме, так и не сказал ничего путного. Конечно, знаю я, в битве ты орёл, но в разговоре... В общем, так, отныне главнокомандующим будет Куриленко, а Каретников — командармом. Ты не обидишься, Семён? — С чего бы? — Ну и молодец, — похвалил Махно. — Понимаешь, главкому придётся ехать подписывать договор, который составят наши посланцы в Харькове, а ты с твоей «говорливостью» заговоришь союзников. — Тем более непримиримых, — усмехнулся Белаш. — Ты верно заметил, Виктор. Опять у нас шаткий союз непримиримых. Ты — начальник оперативного отдела. Свяжись с врангелевскими махновцами, предупреди, чтобы раньше времени не высовывались, напротив, являли бы Врангелю полное миролюбие. И лишь по нашей команде выступили бы разом. Тогда он мигом уберётся в Крым. На следующий день Белаш докладывал Нестору: — Пархоменко уехал со своими хлопцами. — Ну, вольному воля. — Это будем считать дезертирством ? — Не стоит, Виктор. Я вполне понимаю его. И не осуждаю. [I][B]14. Первый приказ[/B][/I] К 18 октября Повстанческая Армия заняла позицию между 13-й и 14-й Красными Армиями от Чаплина до Синельникова. По приказу Махно Белаш отправил всем командирам-махновцам, завербованным Врангелем, приказ: повернуть оружие против белых. Сидя в хате и морщась от боли в ноге, Махно слушал доклад Белаша, кому тот отправил приказ: — Володину, Яценко, Савченке, Самко, Голику, Чалому. Кстати, последний занимает позицию перед нами. — Хорошенькое дело, махновцы на махновцев, — прокряхтел Махно. — А где Володин? — Володин далеко, в тылу под Никополем, видно, белые ему не очень доверяют. — Володин-то выступит, а вот в Яценке и Савченко... я что-то сомневаюсь. — Почему? — Очень уж они лизоблюдничали перед Врангелем, нахваливали его в своих листовках: чуть ли он не спаситель России. А Чалого надо уговорить миром, не дело начинать со своих. — Да я послал ему приглашение явиться на наш Совет вместе с начальником штаба, от твоего имени, конечно. — Ну и правильно. Меня он скорее послушается. А как решили в штабе разделить нашу армию? — Мы разделили её на 4 группы, из которых 3 оперативные и 1 резервная. Первой группой командует Марченко, и начштаба у него Тарановский. — Численность? — Три пехотных полка и два кавалерийских. Это 3 тысячи штыков, 1000 сабель и 100 пулемётов. Примерно такие же силы у 2-й группы. — Кто командует? — Петренко, начштаба Щусь. — 3-й группой командуют Забудько и Огарков. — Кто на резервной группе? — Каленик с 2 тысячами штыков и Кожин с пулемётным полком и 500 сабель. — Сколько у него пулемётов? — 600 и все поставлены на тачанки. — Вот это сила. Артиллерия? — Три полных батареи. — Когда заседание Совета? — Примерно через час. — Я не смогу, Виктор, нога разболелась, хоть волком вой. Пусть там командарм Каретников меня представляет. С Харьковом связывался? — Да, говорил с Куриленко, он подписал договор. Вот с четвёртым пунктом они тянут, говорят, что вернёмся к нему после разгрома Врангеля. — Конечно, большевикам не в струю этот пункт о Свободной Советской территории. — Куриленко говорит, что-де всё согласовано с Москвой, дело за Украинским правительством, божатся, что вот-вот подпишут. — Кто ж поверит в большевистскую божбу? Ну да ладно, влезли в кашу, надо расхлёбывать, после Совета сразу ко мне, расскажешь, что решили. На Совете, где были почти все командиры, штабарм и многие анархисты, в президиуме сидели Белаш и, как всегда, молчаливый Каретников. Основным докладчиком выступил Долженко: — Главным провокатором в повстанческом движении оказался Врангель. Его ничтожная кучка вылезла в июне из Крыма, и как чума расползлась по северной Таврии и Екатеринославщине, захватив и западную часть Таганрогского округа. Но вскоре он выдохся, поскольку Врангелю не удавалось провести мобилизацию местного населения. И тогда, зная об авторитете батьки Махно, Врангель стал усердно распространять информацию, что де Махно является его союзником, дошло до того, что заочно объявил батьку генералом и стал слать к нам делегатов. Первый же явившийся по приказу батьки был повешен. Конечно, Врангель знал об этом, но всё равно упорно добивался привлечения махновцев на свою сторону, продолжая под своими призывами печатать рядом со своей фамилию батьки. Первым ему удалось завербовать Володина, действовавшего в Крымских горах со своей группой и, видимо, поверившего лживой пропаганде белых. По выходу из Крыма Врангель вместе со Слащёвым привлёк на свою сторону многие наши разрозненные отряды. На своей территории он не преследовал махновцев, а наоборот, давал деньги, оружие. Это сбило с толку народ, население стало вступать в полки белых, искренне полагая, что вступает в армию Махно. Вот у меня две листовки, подписанные Яценком и Савченко, призывающие вступать в Русскую армию, которая несёт свободу и в которой сражаются махновцы во главе с батькой. Ну как? — Надо расстрелять провокаторов, — зашумел зал. — Вот так, товарищи, усиливался в Таврии Врангель, обманывая народ, пятная честное имя Нестора Махно, — продолжал Долженко с пафосом, клеймя вчерашних товарищей, предавшихся белогвардейцам, и вдруг замер на полуслове. В зал широко распахнулась дверь, и перед Советом предстал улыбающийся Чалый с белогвардейским капитаном. — Ты? — удивился Долженко. — Как? Откуда? — Оттуда, — кивнул за спину Чалый. — Явился по приглашению Белаша со своим начальником штаба. Прошу любить и жаловать. — А за что тебя любить прикажешь? — крикнул кто-то из командиров. — Да, да, — поддержали другие. — Расскажи народу о своём предательстве. — Товарищи, — попытался вмешаться Белаш. — Я вызвал Чалого на совещание, а не на суд. Вы что? Я по приказу батьки... Но Белаша вроде и не слышали. — Ничего, пусть повинится перед товарищами. — Иди сюда, — пригласил Долженко, имея намерение уступить Чалому трибуну. — Кайся. — Послушай, Семён Никитич, — обратился Белаш к Каретникову. — Ты хоть уйми их... Я же вызвал Чалого... Он пришёл, а они его... Но Каретников, словно и не слышал Белаша, он воззрился на белогвардейского капитана, и в его сузившихся глазах полыхала ненависть. Вдруг, не говоря ни слова, Каретников рванулся из-за стола, подскочил к капитану, сорвал с него погоны и, ухватив за горло, стал душить. Белаш кинулся за ним, крикнув: — Помогите кто-нибудь, — и ухватился сзади за Каретникова, пытаясь оттащить его. Только вмешательство Зиньковского и Гавриленки помогло вырвать несчастного из рук командарма. — Лёва, уведи капитана к батьке, — попросил Белаш. — Видишь, на Каретнике чёрт верхом поехал. Уведи от греха. Зиньковский увёл капитана, возбуждённый зал шумно обсуждал случившееся. — Тоже мне порядочки, бросаться на делегатов... — Какой он к чёрту делегат, белогвардейская рожа. — Надо было не вмешиваться, пусть бы Семён придушил его... — Пусть спасибо Белашу скажет... — Каретник вообще не выносит золотопогонников. Чалый-то должен был это знать, а то: «мой начальник штаба, прошу любить и жаловать». Ну Семён и взыгрался. Чалый, видимо, несколько сконфуженный происшедшим, уже стоя за трибуной, никак на мог начать рассказ свой о своём «предательстве». — Ты что, язык проглотил? — крикнули из зала. — Давай исповедывайся. — Вы ушли из района, — наконец начал Чалый, — а нас как линялых зайцев гоняли красные, кого ловили, убивали без суда. Но вот фронт приблизился, красные отступили, а Врангель объявил, что он в союзе с Махно. Мы долго не верили, но он стал показывать приказы за подписью батьки, откуда нам было знать, что они фальшивые. И мы ж знали, что батька красными объявлен вне закона. Значит, с кем же ему быть? Ну и поверили Врангелю, а он стал посылать к нам начальников штабов, давать деньги, оружие, сёдла. Как же нам было от всего этого отказываться? — Ну будет, Чалый, — остановил его Белаш. — Теперь ты знаешь, что мы в союзе с красными поднимаемся на Врангеля. Ты с ним или с нами? — Что за вопрос, Виктор Фёдорович. Если б с ним — разве б я пришёл сюда. Конечно, весь мой отряд поступает в ваше распоряжение и начальник штаба тоже. Он хоть и офицер, но тоже из крестьян. Хлопцы как узнали, что Врангель брехал насчёт батьки, тут же и заявили: «Все идемо до батьки». — А зачем притащил этого золотопогонника? — спросил Каретников. — Так, Семён Никитич, ведь он же всю фронтовую обстановку знает. Он же десяти «языков» стоит. А вы на него так. — Ну что, товарищи, — обратился к залу Белаш. — Чалый всё объяснил, и мы, я считаю, должны поверить своему товарищу. — Ото всё ясненько, — сказал Долженко. — С кем такого не случалось? Нашему брату-махновцу и от белых и от красных перепадало на орехи. Командиры дружно проголосовали за прощение Чалому, а отсутствующим «злодиям» Яценке и Савченке — расстрел. Попадутся когда-нибудь, а приговор уж вот он — готовенький. Когда Белаш после Совета вошёл в хату к Махно, то увидел почти мирную картину. Нестор, разложив прямо у себя на кровати карту, слушал объяснения врангелевского капитана: — ...Донская группа генерала Абрамова, имея 15 тысяч штыков и кавалерийский корпус Морозова — 9 тысяч сабель, занимает линию от Мариуполя через Михайловку и Покровское до Мечетной, — водил капитан пальцем по карте. — Это расстояние примерно 160 вёрст. — А кто стоит в Гуляйполе? — поинтересовался Нестор своим любимым уголком. — В Гуляйполе группировка Донского корпуса. Увидев вошедшего Белаша, Нестор махнул ему рукой: — А, Виктор? Греби сюда, слушай свежую информацию и мотай на ус. Давай, капитан, дуй дальше. — Первая армия генерала Кутепова в составе 2-х армейских корпусов имеет 20 тысяч штыков и 10 тысяч сабель, занимает Екатериновку, Новониколаевку и Григорьевку. — А где дроздовская дивизия? — спросил Белаш. — Дроздовская вот — от Синельникова на Петровское и Илларионово до Днепра. — А марковская? — Марковская от Екатеринослава вниз по Днепру до Александровска. В это время в дверях появился Каретников, капитан испуганно смолк, настороженно косясь в его сторону. — Ну, чего замолчал? — напомнил Махно и, догадавшись о причине, успокоил: — Это мой командарм. Подключайся, Семён, очень ценные данные у капитана. Каретников молча сел на табурет, стоявший у стены около двери. — И только? — спросил Махно. — Двигай ближе к карте. Но Каретников махнул рукой: мне, мол, и здесь хорошо. — Продолжай, капитан, продолжай, — сказал Махно. — Где корниловцы находятся? — Стрелковая корниловская с 6-й конной дивизией Барбовича занимает позиции от Александровска до Никополя, — заговорил капитан потухшим голосом. — А так называемые махновцы? — Махновцы в основном в резерве у Кутепова. Они составляют... В это время открылась дверь и в горнице появился мужчина в кожанке, перетянутый портупеей. Мужчина имел небольшие усики, добродушную улыбку. Взял под козырёк, представился: — Бела Кун, член Реввоенсовета Южфронта, — и протянул руку Каретникову, оказавшемуся ближе к двери. Семён вскочил, принял рукопожатие, но, поскольку он молчал, его представил Махно: — Это наш командарм Семён Каретников. — Очень приятно, — сказал Бела Кун и шагнул к Белашу, протягивая руку. В дверях у порога остались стоять трое: два адъютанта гостя и Александр Клейн, прибывший вместе с членом Реввоенсовета. Высокий гость крепко пожал всем руки, не исключая и капитана, которого Махно представил: — Пленный офицер, штабист — мешок ценных сведений. — О-о, — широко улыбнулся Бела Кун, — в таком случае я его забираю в наш штаб. Вы не возражаете, товарищ Махно? — Берите, — вздохнул Махно, покорённый вежливостью высокого гостя, от которой давно отвык. Бела Кун оглянулся, кивнул адъютанту: — Проводите капитана в мою машину. Вслед за уведённым капитаном как-то незаметно выскользнул и Каретников. — Товарищ Махно, я привёз вам приказ командующего Южфронтом товарища Фрунзе, — сказал Бела Кун. Махно разорвал пакет, вынул приказ. — 20 октября 1920 года, 17 часов. По имеющимся данным разведки, противник главными силами начал отход в район — Александровен, Пологи, Мелитополь. Приказываю: Первое: повстанческой армии поступить с 24 часов 21 октября в непосредственное моё подчинение. Второе: не позднее 24 октября прорваться в тыл противника, двигаясь на Орехов, и далее в тыл мариупольской укреплённой позиции, разоружая и дезорганизуя тылы противника — захватывать штабы, разрушать железные дороги, отрезать бронепоезда. Третье: в момент разгара нашей решающей операции, которая начнётся не позднее 30 октября... Во дворе один за одним хлопнули два выстрела. Махно, прервавший чтение на полуслове, взглянул вопросительно на Белаша. — Я сейчас узнаю, — поднялся тот, но в дверях явился испуганный адъютант Бела Куна, растерянно доложил: — Его застрелили. — Кто? — нахмурился Бела Кун. — Вот... товарищ, — адъютант кивнул на входящего Каретникова. — Зачем вы так? — спросил Бела Кун с упрёком. — Он бы нам пригодился. — Так надо, — выдавил Семён, проходя к своей табуретке, стараясь не смотреть в сторону Нестора, без того чувствуя на себе его испепеляющий взгляд. Наступившую тяжёлую паузу решил разрядить Клейн: — Нестор Иванович, я привёз подписанный советской стороной договор. Махно машинально принял от Клейна бумагу, хмуро просматривал текст, казалось, даже не вчитываясь в него. — Ну что ж, товарищ Махно, — заговорил Бела Кун. — Желаю вам успеха. До свиданья, товарищи. Едва за ним закрылась дверь, как Махно, схватив костыль, стоявший у кровати, запустил его в Каретникова. Семён едва успел от него уклониться. — Ты что?! Чёрт хромоногий, сдурел?!! — Прочь с моих глаз, сволота, иначе пристрелю, — закричал Нестор, хлопая руками по постели, словно ища свой маузер. [I][B]15. По тылам[/B][/I] Безмотивный расстрел капитана вышел боком Каретникову. Махно приказал снять его с поста командарма. Понимая заслуги и ценность Каретникова как командира и тактика, Белаш спросил Нестора: — А куда ж его? — Куда хочешь, — отрезал Махно. — Хоть на живодёрню. — А кто ж тогда поведёт армию ? — Ты. — Я? — удивился Белаш. — Но я же оперативник. — Вот и начнёшь эту операцию. — Тогда я Каретника беру к себе в заместители, — как можно твёрже сказал Белаш. — Что тебе Гавриленки мало? — Он штабной работник. — Ладно, бери кого хочешь, — отмахнулся Нестор. — Сколько у тебя в рейд намечено? — Группы Петренко и Забудько, это шесть тысяч штыков, две с половиной тысячи сабель и два батальона пулемётного полка. — А Чалого куда? — Он в Новониколаевке, мы двигаем туда, и он к нам там присоединяется. — Так, слушай приказ: вы должны по частям уничтожать синельниковскую группу, в состав которой входят дроздовская, марковская дивизии, а так же Донской конный корпус Морозова. Главное направление — на Александрове к, оттуда — на Орехов, а там прыжок к Гуляйполю. Буду ждать твоих реляций. — Постараюсь, Нестор Иванович. — Постарайся, Виктор, не должны мы перед ними ударить лицом в грязь. Хорошо бы первыми выйти к Перекопу. Эх, чёрт, не вовремя меня продырявили. — А когда тебя вовремя дырявили? — усмехнулся Белаш. — Это точно, — улыбнулся через силу Нестор. — Всегда не ко времени. Но нынче что-то плохо зарастает, в кость угодило. Красные обещают какого-то доктора прислать, знатного. Может, поможет, а то и оттяпает поаккуратнее. Согласно приказу КомЮжфронта Фрунзе, Повстанческая Армия под командованием Белаша выступила 22 октября в 4 часа утра. Было темно, холодно, с низких туч сыпал нудный дождь. — Добрый хозяин в такую погоду собаку не выгонит, — ворчали бойцы, рассаживаясь по тачанкам. — Говори спасибо, что грязь не месить. — Да, в моих дырявых чоботах самый бы раз. Более сознательные, дымя цигарками, материли Врангеля, виня во всём чёрного барона: «Шоб ему повылазило». Рейд в тыл белых был обеспечен переходом на сторону повстанцев Чалого, занимавшего участок фронта у Новониколаевки. Так что пересекли линию фронта без выстрелов и потерь, наоборот, с прибылью в две с половиной тысячи штыков. Именно это обусловило первые, сравнительно лёгкие победы. Вечером в Михайлове-Лукашеве повстанцы окружили два полка дроздовской дивизии. В какие-то полчаса полки были разгромлены, офицеры расстреляны, в плен сдалось около 4 тысяч рядовых, тут же влитых в Повстанческую Армию. На 8 орудий пополнилась артиллерия. На рассвете, 23 октября, напали на станцию Софиевку, куда только что прибыл 2-й Дроздовский полк, и солдаты ещё не успели высадиться из вагонов да и не спешили высаживаться под дождь и снег. Но когда по эшелону ударили пулемёты и пушки повстанцев, солдаты высыпались горохом, многие убегали под пулями прямо в степь. Белаш призвал к себе Чубенку, только что по договору с большевиками освобождённому из тюрьмы, приказал ему: — Возьми хлопцев из железнодорожников, забейте паровозами входные стрелки, чтоб не выпускать бронепоезда. Да побыстрей. Если отстанешь, двигай на Александровск. На следующий день, рано утром, был атакован Александровск, здесь довольно упорное сопротивление оказали марковцы и 7-я кавдивизия белых, но а.така во фланг кавалерии Марченко решила дело в пользу повстанцев. Штаб 1-го корпуса белых едва успел выскользнуть из города в сторону Ново-Григорьевки, сопровождаемый убегающими остатками кавдивизии. Не давая врагу опомниться, повстанческая кавалерия ворвалась в Ново-Григорьевку, изрубив часть марковцев и взяв в плен 500 кавалеристов. Вечером влетевших в Камышеваху повстанцев встретили радостные крики: — Наши! Ура-а-а! Оказалось, что здесь базировался сформированный Врангелем отряд махновцев под командой Яценки, заочно осуждённого Советом к расстрелу. Яценко пытался бежать, но его поймали свои же и притащили в штаб к Белашу: — Берите злодия. — Ну что, Яценко, помнишь как Тарас Бульба спрашивал Андрея: «Не помогли тебе твои ляхи?» — Не помню, — просипел Яценко, зверовато косясь в сторону Каретникова, расстёгивавшего кобуру. Перехватив его взгляд, Белаш обернулся, всё понял. — Погоди, Семён. Не здесь. Дай хоть приговор огласить. — Оглашай, — глухо ответил Каретников, доставая маузер. — Яценко, постановлением совета Повстанческой армии батьки Махно, ты за предательство и распространение листовок, порочащих честное имя Нестора Ивановича, приговорён к расстрелу. Всё. Выходи во двор. Расстреляв во дворе Яценко, Каретников вошёл и сказал: — Его группу передать Чалому. Белаш усмехнулся, подумал: «Не может отрешиться от должности командарма», но вслух согласился: — Да, разумеется. — И немедленно на Орехов. В Орехове, захваченном практически без потерь, получили приказ командюжа Фрунзе: «...Командарму Повстанческой продолжать энергичное выполнение поставленной ранее задачи, двигаясь в направлении Орехов, Большой Токмак, Мелитополь и далее, громить тылы противника (штабы, обозы, связь, железные дороги)... и по возможности 29 октября овладеть Крымским перешейком». — Эк он скачет, — проворчал Каретников. — Не поймал — ощипал. — Это как сказать, — не согласился Гавриленко. — Он даёт направление на Орехов, а мы уже тут. Так что не поспевает за нами товарищ Фрунзе. В Орехове Белаша застал телефонный звонок Махно, начал он с ругачки: — Чёрт побери! Полдня ловлю вас. Дерменжи надо втык дать за такую связь. Безобразие! — Слушаю, Нестор Иванович, — сказал Белаш. — Это я тебя слушаю. Докладывай, как дела? — Покуда хорошо. Тьфу, тьфу не сглазить бы, — в нескольких словах Белаш обсказал успехи группы. — Как там Каретник? — В каком смысле? — В самом прямом, боевом. — Отлично, Нестор Иванович. — Передай ему командование и гребись ко мне. — Значит он опять командарм? — обрадовался Белаш. — ВРИД пока, так ему и скажи: временно исполняющий, чтоб не очень задавался. Куда нацеливает вас Фрунзе? — На Большой Токмак. А что? — Вы не плохо шагаете. Я доволен. Может, всё же отвернёте на Гуляйполе. А? — Надо посоветоваться. — А я что тебе плохой советчик? — Нет, что вы. Но с вридом-то надо... может, вы ему сами скажете. — Я с тобой советуюсь, ты пока командарм. — Как у вас с ногой? — Ты зубы не заговаривай, отвечай, возьмёшь Гуляйполе? — Постараюсь, Нестор Иванович. — Витя, я тебя прошу, я туда сразу Ставку перенесу. Понимаешь? На Родине у меня и нога болеть перестанет. Выдели особую группу для этого, назначь командиром Чалого, он, замаливая грехи, будет землю рыть. Да, ещё приятная новость — Володин выступил против белых от Никополя, пытается разгромить Кутепова. — Ну, этот зверь опытный, — сказал Белаш. — Да, конечно, — согласился Махно. — Будем надеяться пробьётся. Оставляй за начштаба при вриде Гавриленку и давай в Ставку. Тут без тебя всё замерло. Каретников спокойно выслушал сообщение о своём назначении ВРИД командарма, но, приняв командование, тут же, наперекор батькиному совету, сказал: — Группа Чалого пойдёт на Токмак, а Гуляйполе пусть берёт Гавриленко. Всё. От Орехова до Новониколаевки было 50 вёрст строго на север, по степи, и Белаш уже решал задачу, как туда добираться, когда в штабе появился весёлый Марченко: — Товарищи командиры, вам часом генеральский автомобиль не нужен? — Где ты его взял? — У белых отобрал. Катаются, понимаешь, по степи два полковника с генералом. Мы их остановили, генерал как гаркнет: «Кто такие? Какой части?» Я ему кажу: «Махновцы». Не верит дурень, пришлось маузером убеждать. Так нужен вам автомобиль? А то на него уже Петренко зарится. — Конечно, нужен, — обрадовался Белаш. — Мы с Василевским на нём в Новониколаевку махнём. Батько зовёт. Спасибо, Алексей, выручил, в самый раз подоспел. — То не я, товарищ Белаш, то генерал, — усмехнулся Марченко. Гавриленко перед посадкой, хихикнув, предупредил: — Гляди, Виктор Фёдорович, не завёз бы он вас к Кутепову, беляк всё же. — Ему что? Жить надоело? — отвечал Белаш, застёгивая пуговицы на полушубке. — Кланяйтесь батьке, скажите завтра к завтраку мы ему Гуляйполе преподнесём. — Не болтай, — осадил его Каретников. — Не поймал — ощипал. Взяв с собой Василевского и двух ординарцев с пулемётами, Белаш помчался на север в генеральском автомобиле, восседая рядом с водителем-беляком, одетым во всё кожаное. ВРИД решил проучить самонадеянного начальника штаба и, едва отъехал Белаш, приказал ему: — Бери полки Ищенки, Сафонова и Клерфмана, ступай на Гуляйполе, — и не отказал себе в удовольствии подкусить: — Да не оставь батьку без завтрака. — Будь спок, Никитич. Не мог Семён так скоро забыть и простить Нестору костыль, брошенный ему в лицо: «Чёрт колченогий, мог запросто морду разбить. И из-за чего? Из-за какого-то капитанишки». Однако вскоре выяснилось, что против Врангеля воюет только Повстанческая Армия, союзница — Красная Армия не спешит вступать в бой с белыми. — Эге. Нашли дурней, — кряхтел Семён Каретников. — Ты вот что, Гавриленко, коли начальник штаба, придумай отговорку для Фрунзе, чтоб он не очень-то понужал нас. Где ж его Первая и Вторая Конные? — Они через Днепр никак не перескочат. Идя с польского фронта, грабиловкой занялись, в Первой Конной, в дивизии шлёпнули комиссара. — Ого, знать, допёк он их. — Ну большевики построили эту дивизию у железной дороги вроде для смотра. Подогнали два бронепоезда, навели все пулемёты, и Ворошилов объявил: «Если не выдадите зачинщиков, всё будете сейчас расстреляны!» Вот так целую дивизию к расстрелу присудили. — Откуда это тебе известно? — нахмурился Каретников. — Я же начштаба, Семён Никитич, всё обязан знать. Фрунзе-то рассчитывал этими Конными армиями отсечь белых от Крыма, чтоб не дать им утянуться туда. Задумка-то хорошая, а исполнение? Случись всё по этому плану главкома, как бы хорошо получилось. Мы б с севера давили золотопогонников, Конные армии с юга. А после дорога в Крым была бы открыта. А теперь что? — Что? — Врангель в Крым утекает, теперь на перешейках грядёт великое побоище. А комюжу мы составим телеграмму, что боеприпасы у нас на исходе, а оно так и есть, что люди и кони вымотались. Мы за 4 дня почти 200 вёрст по тылам прошли. — Хорошо. Составляй и проси пушки и траншейки, на Перекопе понадобятся. [I][B]16. Штурм Перекопа[/B][/I] Лампа, поднятая почти под потолок, хорошо освещала карту полуострова на стене и стоявшего возле неё Фрунзе. За столом сидели командармы, комкоры и несколько начдивов, на самом краю — ВРИД командарма Повстанческой Армии Каретников со своим начальником штаба Гавриленко. — Итак, товарищи, нам не удалось разгромить врага из-за неразворотливости товарищей Будённого и Миронова, — говорил Фрунзе. Если б Конные армии действовали так же стремительно, как Повстанческая Армия махновцев, победы была бы у нас в кармане. Однако случившееся не поправишь, пусть это будет вам уроком, товарищ Будённый. Надеюсь, навели порядок в 6-й дивизии? — Навели, товарищ комфронта, расстреляли более сотни мародёров, — доложил, привстав, Будённый. Фрунзе повернулся к карте: — Полуостров Крым соединён с материком в трёх местах, товарищи. С западной части Перекопским перешейком, вот он. Это, пожалуй, единственное естественное соединение Крыма с материком. Ширина перешейка от 8-ми до 23-х километров, длина около 30. Вот здесь, на юге, насыпан так называемый Турецкий Вал, длина его 11 километров. Здесь, согласно разведданным, сосредоточены у белых основные силы, сотни пулемётов, артиллерия. Более того, со стороны Каркинитского залива подтянуты боевые корабли, которые будут тоже обстреливать наши атакующие колонны. Здесь будет, пожалуй, самое жаркое место. И я решил поручить это вам, товарищ Блюхер, вашей 51-й дивизии. — Наверное, стоило бы провести хорошую артподготовку, товарищ комфронта, — сказал Блюхер. — Стоило бы. Но где взять тяжёлые орудия? Пока их доставят из тыла... Время не терпит, хотелось бы сделать подарок к 3-й годовщине Октября, товарищи — освободить от белогвардейцев Крым. Вам, товарищ Блюхер, мы выделяем броневики в подмогу вашей пехоте. — Но с Турецкого вала белые видят степь на 10 километров, у них каждый клочок пристрелян, — сказал Блюхер. — Знаю. Поэтому лучше начать атаку утром в тумане, и не забудьте, у них ещё до Турецкого вала несколько линий обороны. Более того, после Турецкого вала — хорошо укреплённые юшуньские позиции. Чтобы облегчить лобовую атаку дивизии Блюхера, махновцы через Сиваш должны выйти на Литовский полуостров. Товарищ Каретников, какими силами вы располагаете? — У меня 3 тысячи сабель и 450 пулемётов на тачанках. — Вы поступаете в распоряжение командарма-6 товарища Корка, вместе с вами через Сиваш, на захват плацдарма на Литовском полуострове, идут 15-я и 52-я дивизии. Захватав полуостров, мы сможем угрожать с тыла Турецкому валу, а с фронта Юшуньским позициям противника. 52-я сразу поворачивает в тыл Турецкому валу, 15-я двигает на Юшуньские позиции вместе с махновским корпусом. Далее, чтобы не дать белым возможность подкинуть помощь с восточного участка, 4-я армия товарища Лазаревича начинает атаку на Чонгарский полуостров одновременно с Блюхером. — А где находимся мы? — спросил Будённый, подкидывая ладонью холёный правый ус. — И Первая и Вторая Конные, а также кавалерийский корпус Каширина находятся во второй линии. После того как 4-я армия пробьёт брешь в обороне противника, вся конница устремляется в неё и быстро растекается по полуострову, гонит противника к морю. Вам, товарищ Будённый, поручается захват Арабатской стрелки, учтите, там три линии обороны, вот и поручите её 6-й дивизии. — Прорубимся, — сказал командарм. — Тут всё ещё от ветра будет зависеть, — заметил Корк. — Если ветер с востока будет, поднимет воду в Сиваше до 2-х метров, никто не пройдёт, ни пехота, ни конница. — Будем надеяться, что ветер нам будет помогать, подует с запада. — Дай-то бог, как говорится. — Всё равно на всякий случай, товарищ Каретников, попытайтесь мостить переправы. — Из чего? — Из всего, что подвернётся, — доски, плетни, солому, брошенные избы. Всё под колёса тачанок. После прорыва Юшуньских позиций махновцы устремляются на Евпаторию, будённовцы — на Симферополь и далее на Севастополь. Возвращались к своему лагерю в темноте. — Подмораживает, — заметил Гавриленко. — Ударил бы покрепче мороз, чтоб Сиваш заледенел. — Вряд ли заледенеет, вода-то в нём солёная. Если и будет корочка, так коням только ноги изранит. — Хороший мужик комфронта. Похвалил нас перед другими. А ты, Никитич, помнится, был против союза с красными. — Ну, был, — согласился Семён. — А теперь, видишь, дерёмся бок о бок, — не отставал Гавриленко. — На самые ответственные участки посылает. Значит, доверяет. Верно? — Верно, верно, Петя, — согласился Каретников. — Может, вместе пролитая кровь и примирит нас. — Это естественно. Давно пора. Чего нам делить-то? «Делить-то есть чего, — думал Каретников. — Но ведь и впрямь сколько можно враждовать? Пора всё миром решать. Народ устал от войны, должны же это и большевики понимать. Первая попытка Повстанческой армии пройти Сиваш 5 ноября не удалась, вода была слишком высокая, пришлось вернуться с полдороги. Очищая липкую и вонючую грязь с сапог и шинелей, повстанцы матерились и ворчали: — Себе небось по сухому дорогу выбрали, а нам эти хляби вонючие. — Не завидуй. Там зато пулемётов тьма. Лучше уж хляби вонючие, чем свинчатка жгучая. 6-го ноября подул наконец ветер с северо-запада, холодный, режущий, и в 10 часов вечера в ледяную просоленную грязь ступили первые бойцы. С трудом вытягивая ноги, проваливаясь, подсклизаясь, падая и вставая, они шли во тьме, разрезаемой отблесками прожекторов на западе. Это с Турецкого вала противник прощупывал перешеек в ожидании атаки. Скорость движения по Сивашу была черепашья, в час одолевали 1,5— 2 километра и на Литовский полуостров вышли где-то около двух часов ночи. Промерзшие, окоченевшие, злые, готовые зубами рвать врага. И сразу же вступили в бой, понимая, что отступать некуда. Только вперёд. Но и белогвардейцы были настроены решительно: лучше умереть в бою, чем отступить. Здесь дралась дроздовская дивизия, закалённая в боях и отличавшаяся стойкостью. Почти одновременно с началом сражения на Литовском полуострове пошла в атаку на Турецкий вал 51-я дивизия Блюхера, а в 60 километрах на восток 4-я Армия ринулась на штурм позиций Чонгарского полуострова. Этой одновременностью Красная Армия лишала Врангеля возможности маневрировать резервами, которых у него почти не оставалось. [/QUOTE]
Вставить цитаты…
Ответить
Главная
Форумы
РАЗДЕЛ ДОСУГА С БАНЕЙ
Библиотека
Мияш "Одиссея батьки Махно"